– Познакомились уже? Давай заваливай, Янка кровать уже постелила.
Я не стала строить из себя чудо-женщину и с удовольствием завалилась на боковую. Проснулась уже к тому времени, как предполагалось идти зажигать. Точнее, сначала к соседям, а уж потом морально разлагаться.
…У соседей в квартире – фамилия их была Паламарчуки – было весело и дым стоял столбом. Помимо низенькой толстенькой Люды – жены Юрия, – было как минимум трое отпрысков и одна баба София, то ли свекровь, то ли теща. Где-то, как показалось, попискивал еще один Паламарчук, непонятно какого полу, но еще маленький.
Книги в изобилии были сложены в коридоре, поэтому приходилось одновременно перебирать их, уворачиваться от дружелюбного бульдога Дона и принимать участие в детских играх.
– Оставьте тетю в покое! – распоряжалась Люда, распоряжалась баба Соня, но их никто не слушал.
Я колебалась недолго: все книги, которые имелись в наличии, надо было спасать. Я уточнила у Юрия, ничего из «этого всего» им не нужно, и «это все» отправится на помойку.
– Давайте тогда вообще все заберу, – предложила я, – в библиотеке пригодится. Сколько хотите за все сразу?
– Да ну что ты городишь, – попеняла Люся, – для хорошего-то человека ну этого… не жалко, короче. Оно нам все равно ни к чему, только пыль разводит, а тебе надо. Себе, что ли?
Я наконец-то нашла заинтересовавшую меня книжку и честно заявила, что вот ее точно себе возьму, остальное в библиотеку отдам.
– Что, в Москве кому-то это надо? – с сомнением спросила хозяйка.
– В Москве, может, и не надо, а нам пригодится.
– А ты откуда?
– С Поволжья.
– О как, – флегматично удивился Юрий, – а там?
– Тарасов. Что, бывали там?
– Да нет, просто тесен мир. Мужик, который нам хату продавал, тоже с Поволжья и тоже из Тарасова.
Я осторожно согласилась: да, более тесных миров давно не встречала, и как бы мимоходом спросила:
– А как зовут, может, знакомый?
– Зараз скажу… э-э-э-э. Не скажу. Он какой-то такой, и не запомнишь. Юра, не помнишь?
– Чего ж не помнить, голова твоя дырявая, помню, – отозвался супруг, что-то со вкусом пиля и строгая, – Рубцов, Сергей Владимирович, одна тысяча девятьсот девяносто третий.
Прекрасно. Гораздо лучше, чем можно было бы предположить.
– Рубцов, Рубцов, – повторила я, как бы припоминая, – рыжий такой, глаза коричневые, татуировка на руке. И картавит.
Юрий сдвинул брови, точно припоминая, но Люся отреагировала сразу:
– Нет. Он такой лысый, как шар, с щетиной. Глаза очень светлые. Татуировки нет, я бы заметила.
– Но картавит. Это да, – вставил Юрий.
Ну, не сказать, что я сильно поражена. Все эти штучки – бороды, цвет глаз и шевелюры, – мишура для дебилов, меняется моментально. Вот татуировка меня смущает, хотя, конечно, он мог ее свести. Или она могла быть накладной. Это же не сложный, многоцветный рисунок, просто надпись. И картавость – можно представить, что человек, желая замаскировать этот дефект речи, избегает употреблять рычащие. В принципе, при краткосрочном общении с малознакомыми людьми это вполне р… р… р-р-реально!
Стало быть, условно – поскольку все-таки особых доказательств у меня не имеется, – сливаются вот уже двое фигурантов – Сергей и Максим. Отлично. Куда интереснее, когда меньше народу.
Юрий оказался вообще душевным человеком, помог как следует увязать книги, а издание, выбранное мною, Люся, аккуратно обдув, ловко упаковала в оберточную бумагу. Потом постепенно перенесли все стопки и уложили в машину.
– Ну что, по чарочке? – деловито спросила Люся, когда мы закончили.
Не фанат я горилок, но что-то мне подсказывает, что без глотка никак.
– Не отказывайся, – заметила баба Соня, до того хранившая молчание, – обидишь. Сама ставила, сама гнала, сама очищала. Слеза.
Ну вот, как чувствовала.
– Только чуть-чуть, – сразу оговорила я, – а руки можно помыть?
– Валяй, – разрешил Юрий, – только не шугайся, там кой-чего пока нет.
И проводил меня в ванну, в которой, как выяснилось, отсутствовала она сама. Новехонькая раковина уже красовалась, а на месте чаши – что не могло не порадовать – все еще ничего не было, только вскрытая, кое-где сбитая плитка да ржавая труба, торчащая из пола. «Фартук», изначально выложенный из кирпича, тоже был на полпути к полной аннигиляции.
– Что, совсем убитая ванна была?
– Не то слово. Кроликов, что ли, резали, или кур рубили – вся покоцанная. Пока не до нее, денег много надо. Да и менять на поддон будем. Занимайся, – и Юрий ушел нарезать закусочку.
Прикрыв дверь, я открыла воду для звукового фона. Ну, в целом, ремонт как ремонт, плитка как плитка, труба как труба. Ржавая… аж трещины пошли. Так, а это что у нас? Я опустилась на колени и подсветила фонариком с телефона.
На старом бетоне проступало некое пятно, которое более мирно настроенный человек признал бы просто следом от ржавой воды. Но что-то мне подсказывает, что это не совсем ржавая вода, скорее, натекло что-то из несуществующей ныне ванны, в которой «резали кроликов». Пусть будут кролики, если хозяевам так спокойнее.