Он слышал ржание конец и топот их копыт, но не мог понять, несутся ли всадники за Китти или уже возвращаются обратно, мучая ее и выжимая из ее гордых и упрямых глаз слезы.
На миг ему показалось, что он слышит ее болезненный вскрик, и он в отчаянии почувствовал себя просто слабым, заблудившимся в тумане мальчишкой, а не спасителем. Кого он, такой жалкий, в порванной одежде, запыхавшийся от бега, с раскаленными красными щеками, мог спасти?!
Но медальон обжег холодом грудь под растерзанной рубашкой, и Густав прижал его ладонью, словно поймав свой уникальный, неповторимый шанс. Сердце в его груди перестало трепыхаться и метаться, и мысли вдруг сделались спокойными и плавными.
Он сразу не обернулся потому, что привык, что в образе оборотня он еще беспомощнее и слабее, но теперь-то все можно поправить?..
«Я хочу быть таким оборотнем, - подумал он уверенно и твердо, словно отвечая на вопрос медальона о его желании, - каким должен был бы быть, исходя из параметров моего тела. Инквизитор сказал - я крупный, и даже заподозрил во мне медведя, значит, и оборотнем я должен быть не маленьким».
Вмиг волшебный вихрь подхватил его, крутя его тело так и этак, выворачивая его на новый лад так умело и ловко, что Густав и не заметил трансформации. А когда она закончилась, Густав встал в траве на четырех мощных волчьих лапах и завыл, пуская клубы пара из раскаленной красной глотки в холодную страшную ночь.
Он обернулся в серебряно-серого волка, самого огромного и самого пушистого из всех, что когда-либо водились в окрестностях. Одной лапой он мог теперь переломить хребет любой пастушеской овчарке, а морда его навела бы ужас на любого охотника на оборотней. В холке он был повыше среднего медведя, а хвостом его могла укрыться от стужи и Китти, и Софи.
Густав почувствовал, как сила наполняет каждую мышцу его огромного и мощного волчьего тела и взвыл еще радостнее, ощущая себя всемогущим.
«Я вам всем покажу!» - думал он в восторге, принюхиваясь к ветру и со всех лап бросаясь в погоню за всадниками.
Туман рвался, прожигаемый волчьим свирепым взглядом, язык алым раскаленным полотном стирал холодный туманный саван. То расстояние, что пробежал бы Густав на его длинных ногах ха ночь, волк-оборотень проделал менее чем за четверть часа, и запахи города и похитителей стали острыми и близкими.
Ветер доносил запахи гнили и смердящих трупов. Чуткий слух оборотня улавливал переговоры всего пары-тройки людей, вероятно, один голос принадлежал демону. Лошади храпели и пугались, потому что всадники, сидящие на них, были мертвы.
«Вот откуда демоны раздобывали этих самых верных слуг, - похихикивая - точнее, радостно подвывая, - думал Густав, несясь сквозь ночь. - На кладбище вскрывали старые могилы! То-то у мерзавца Патрика нет-нет, да были мозоли на ладонях, словно он копал самой большой лопатой! И вот отчего всадники боятся собак и оборотней. Собаки чуют их смерть, могут выдать их, да и кости могут растащить…»
Впереди послышался визг Китти совершенно отчетливо, и Густав взвыл от ярости и гнева. Кровавая пелена застила ему глаза, и единственное, что он видел перед собой - силуэт всадника, вдруг проступивший из тумана. Густав оттолкнулся лапами и в великолепном прыжке скинул всадника с коня. На землю брякнулись сухие кости, череп отвалился от позвоночника и укатился в высокую траву.
Смятение овладело похитителями, увидевшими внезапного спасителя и защитника Китти, выступившего их рваных клочьев тумана. Густав был ужасен и великолепен одновременно. Его серебряная шерсть стояла на загривке дыбом, отчего оборотень казался еще больше, а клыки его были так огромны, что он без проблем мог перекусить любой лошади ногу.
Пару человек средь этих всадников все ж было живыми людьми, и именно через седло одного из них была перекинута Китти. Густав чуял ее, Густав слышал ее крики и видел розовые оборки ее платья. И ее слезы и мольбы приводили смелого оборотня в неистовство.
- Отпусти девчонку! - провыл он, терзая когтями землю. - Или я кишки тебе выпущу и глотку перегрызу!
- Эй, такого уговора не было! - в ужасе вскричал похититель, глядя, как ужасный, оскалившийся волк ходит кругами, рыча и прицеливаясь, чтоб половчее напасть. - Откуда тут оборотень!? Ты же сказал, что дело совершенно безопасное! Оборотень откуда!?
Второй похититель был молчалив, зол и не так труслив, как тот, что удерживал Китти. Он сплюнул на землю и обнажил клинок - длинный большой нож.
- Сейчас я сдеру с тебя шкуру, блохастая тварь, - мрачно пообещал он Густаву. - Кто бы ты ни был, я похороню тебя сегодня в этом поле!
Демон, к которому обращался трусливый похититель, тоже был тут. Густав опознал его по чернильной темноте, что струилась из его костюма в тех местах, где должны были быть видны кисти рук и голова.
Демон с трудом сдерживал взбесившуюся от испуга лошадь, молчал и улыбался. Не нападал - теперь Густав знал, что он не станет нападать. Ведь перстень у Густава. А демон подчиняется перстню.