– Идут уже, идут, – торопил Пикассо.
– Заткнись ты… – Тони нащупывал резьбу. – Есть! – Замок щелкнул и открылся.
Крыша была покатая, как у всех старых домов. Джереми ступал по черепице боком, чтобы не соскользнуть. До водосточной трубы осталось еще немного. Пикассо уже стоял у края крыши, пытаясь нащупать ногой крепление стока.
– Вроде крепкое, – сказал он и, обняв трубу руками, начал сползать.
– Иди давай, – Тони пропустил Джереми, – я после тебя.
Джереми, все детство пролазив по крышам, с ловкостью обезьяны перебрался через край и уже висел на трубе.
– На голову мне не сядь, – ворчал Пикассо, когда тот в считаные секунды дополз до него.
Джереми посмотрел наверх.
– Эй, Тони, ты где там?
– Он высоты боится, – прошипел Пикассо.
Джереми уже был на середине пути – и вдруг стал подниматься наверх.
– Куда ты ползешь?! Он нас не сдаст, не боись. – Пикассо продолжал спускаться.
Мимо соседнего квартала, рассекая через перекрестки, к дому мчался знакомый фургон.
– Здоровяк уже здесь! – крикнул Пикассо. – Если всех заметут, лучше не будет.
Джереми ничего не слышал, только полз вверх по трубе. Она скрипела и трещала, от страха сводило живот.
Тони схватился за трубу и перекинул одну ногу вниз.
– И вторую давай, – крикнул Джереми, поднимаясь к нему. – Я страхую, спускайся.
Страховщик из него был так себе. Он понимал, что если труба сорвется с креплений, то они оба полетят еще быстрее, чем поодиночке.
Тони медленно сползал вниз.
До земли было три этажа, когда оба они припали к стене. Из соседнего открытого окна послышались голоса полицейских.
– Дома еще кто-нибудь есть? – спросил один.
– Никого, – ответил кто-то.
– Разрешите пройти, – сказал второй.
– По соседям пошли, – прошептал Тони.
– Посторонние звуки слышали?
– Не слышал…
– Ползи давай, – Джереми стукнул Тони по ноге.
– Сейчас дойдут до окна, и все…
– Здесь никого, – отрапортовал один из копов. – Выход на крышу есть?
– Доперли наконец, – сплюнул Тони, проползая второй этаж.
Пикассо уже изъерзал все кресло, нервно оглядываясь по сторонам, когда Джереми с Тони добрались до фургона.
– Газуй-газуй-газуй! – шепелявил он.
Здоровяк надавил на педаль, фургон зарычал и скрылся за поворотом.
– Ты что ж это, Дохлый, жизнь мне спас? – Тони посмотрел на Джереми.
– Да ладно, чего там…
– Господи, вы уединитесь еще! – психовал Пикассо. – Деньги не взяли, так еще и чуть не спалились!
– Бывает, – бурчал Здоровяк.
– Ты бы раньше, что ли, тревогу забил…
Здоровяк промолчал, поправляя ширинку. Он отходил помочиться за дом.
24 глава
Уже несколько дней мистер Лембек не мог дозвониться до жены. Все письма, что он посылал ей, приходили обратно. Каждый гудок в телефонной трубке был длинней предыдущего, а тишина на том конце провода – громче самого ужасного шума. Что-то случилось, заламывал он себе пальцы, ходя по комнате, не могла же она уехать из города, не предупредив его. Хотя почему не могла, она имела на это полное право. Уж после того, что он с ней сделал, после того, что она пережила, жена имела право на все. Только ведь и он имел право быть прощенным. Нужно было проверить, дома ли она. Мистер Лембек кинулся к шкафу, снял с себя пижаму, в которой ходил уже несчетное количество дней, и достал рубашку и брюки.
Ничего страшного в том, чтобы проследить за своей женой, он не видел. В конце концов, это и его дом тоже, это их общий дом, почему бы ему не наведаться в гости, да хотя бы за новыми вещами? Когда они решили жить отдельно, когда она сказала, что так будет лучше, мистер Лембек взял с собой лишь два чемодана, и то лишь с тем, что собрала ему жена, а запихнула она, видимо, то, что под руку подвернулось. Он и не думал перебирать свое тряпье, он и не думал, что это надолго, что это начало конца…
– Нам надо пожить отдельно, – сказала она тогда, лежа в ванной.
Глаза ее были такие красные… Она много плакала, и оттого они блестели особенно ярко.
– Уезжай, пожалуйста, я больше не хочу тебя видеть.
Густав тогда хотел что-то сказать, что-то важное, к чему никак не мог подобрать проклятые слова. Он бы сказал, что любит ее, и весь этот кошмар, что случился с ними – с ней – по его вине, что все это будет в прошлом, а у них будет будущее – новое, чистое, свое… Но Густав ничего тогда не сказал – он не умел говорить что-то к месту; только потом до него доходило, что именно надо было сказать, потом, когда это не было нужно никому.
– Тебя ждут, – сказала она, – я вызвала такси и собрала твои чемоданы. Они у двери.
Густав хотел было дотронуться до ее руки, погладить по волосам, поцеловать в дрожащие губы. Потрогал остывшую воду и включил горячий кран.
– Сколько ты так сидишь? – спросил он, но так и не дождался ответа.
Элла молчала, вода наполняла холодную ванну. Густав встал и медленно побрел прочь.