Лучше лизнуть, чем гавкнуть (сборник)

– Простите, пожалуйста, к нам прибыла делегация во главе с немецким генералом. Я сначала их обслужу, – он показал рукой на вошедшую группу, – а потом подойду к вам.

Лицо шефа стало буквально наливаться кровью, оно было не просто злым, а звериным.

– Что-о?! – и, стукнув по столу кулаком, громовым басом он заорал. – Сначала ты обслужишь генерала? Да я этих генералов с пятнадцати лет с автоматом гонял, а на своей земле в очереди буду стоять?

Официант замер, побледнел и не знал, как поступить. В зале все повернули головы, не понимая, что происходит. Мы начали успокаивать Валуева, что было непросто.

Тут же возник администратор:

– В чём дело?

Официант молчит. Валуев стиснул зубы. Тогда я тихо разъяснил, что случилось.

Реакция была мгновенной:

– Уважаемый Николай Михайлович! Вас немедленно обслужат.

– Нет! Пусть он обслужит, – и пальцем показал на бледного официанта.

– Нет возражений, – и, обращаясь к официанту, строго приказал. – Обслужите, как положено. А впредь, думайте, когда говорите.

Молодой официант принёс заказанные блюда, графин с водкой, а в конце ужина разлил по фужерам грузинское вино.

– Так… мы не заказывали, – робко возразил кто-то из нас.

– Это от администрации. За мою бестактность. Извините.

Итак, захожу в кабинет, сажусь. Напротив меня парторг. И я как-то сразу подумал: какие же они разные! Начальник – высокий, крепкий, с широким лицом, быстрой реакцией на происходящее, неравнодушный. А парторг – невзрачный, небольшого роста, с невыразительной физиономией и тихим голосом. И кличка у него была – «Недокат», то есть бракованный, недокатанный, «недоделанный» – так его окрестили острые на язык работницы цеха.

– Ну, рассказывай о своих подвигах.

– А в чём дело? План мы сегодня выполнили, даже перевыполнили, пятьсот тонн арматуры прокатали, травматизма нет.

– Так это сегодня, а вчера? Недопили или перепили? Что вы там творили на демонстрации? Революционеры. А травматизм бывает не только физический, но и это… гм… Какой бывает? – он посмотрел на парторга.

– Идеологический.

– Вот! Понял?

Я понял. Я сразу всё понял. Вспомнил, что пели, но решил не сдаваться.

– Не знаю, о чём вы.

– Разъясни этому непонятливому, – велел Валуев парторгу и кивнул на меня.

– Позвонили из парткома завода, а им звонили из городского комитета партии. Сказали, что при прохождении вашей колонны… – парторг поднял свои пустые глаза на начальника.

– Нашей колонны, – зло уточнил Валуев.

– …при прохождении нашей колонны на демонстрации перед трибунами громко прозвучали оскорбления в адрес руководителей партии и правительства. Я спросил, в чём это выражалось? Они ответили, что антисоветчину не повторяют. Требуют разобраться, очень строго наказать виновных. Очень строго. Очень. И доложить.

– Вот так, ува-жа-емый мастер. Доработались. Вашу мать… Довоспитывались.

– Николай Михайлович, я за воспитание не отвечаю.

– Заруби себе на лобном месте. Ты – мастер! И в смене отвечаешь за всё – от сдачи металла до сдачи донорской крови… За всё. Понял?

– Понял.

Настроение падало.

– Та-ак. Иди готовь приказ о наказании Рубина, со строгим выговором, – сказал Валуев парторгу.

– С какой формулировкой?

– Что? – взорвался Валуев. – Я тебе ещё формулировки писать буду? Кто за воспитание отвечает? Ты! Я ещё подумаю, кого наказывать. Приказано – иди выполняй.

– Хорошо, Николай Михайлович, – спокойно ответил парторг, как будто это его не касалось, и вышел.

Пауза.

– Докладывай, что там было.

Молчу.

– Не прикидывайся дурачком. Я должен всё точно знать. Сопротивление бесполезно.

– Отработали ночь, собрались все вместе, «разогрелись» чуть-чуть. Нет, правда, чуть-чуть, Николай Михайлович. Нормально прошли по намеченному маршруту. Организованно, с плакатами. Своевременно и громко кричали «Ура!», «Да здравствует!», «Пусть крепнет!», «Слава! Слава! Слава!»… Вы в голове колонны, мы за вами.

– Я смотрю, ты весельчак. Ну-ну. Трепись дальше. Только покороче.

– Дошли до трибуны. С песнями, танцами, частушками. Как всегда. Трибуна невысокая, от нас недалеко. Там руководство машет всем ручкой, улыбаются. Вы же нашу крановщицу Катю – певунью знаете?

– Знаю, кто ж её не знает. Матом пропоёт – заслушаешься…

– Она всю дорогу всех веселила. Коля-резчик на гармони, кепочка набекрень, а она с платочком, пританцовывая, девка молодая, смачная, а голосина посильнее вашего…

Рис. М. Беломлинского

– Ты по делу говори, не увиливай. А про смачную – после работы.

– Есть! Возле трибуны разошлась. Видно, мужики на трибуне её возбудили… Катюху не удержишь – и выдала несколько частушек. Они услышали и улыбаться перестали, это я заметил. А что ей сделаешь? Рабочий класс, гегемон, ему всё прощается.

– Ему, может, и прощается, а тебе нет. Тебе артистом быть. Распустили всех. Какие частушки?..

Молчу.

– Пой, я тебе говорю!

Молчу.

– Пой, я тебе приказываю!

«Партизан». Деваться некуда.

– Она разные пела. Но они хмурыми стали после этой:

Полюбила б я Хрущёва,Но боюся одного,Что висит заместо членаКукуруза у него.