Лучше лизнуть, чем гавкнуть

«Я, Лядов Александр Семёнович, родился в 19… году. Член ВЛКСМ. Отец инженер-металлург. Мать учитель русского языка и литературы». Так начиналась автобиография. «В течение дальнейшей жизни мне удалось окончить среднюю школу, затем институт по специальности “Обработка металлов давлением. Прокатка чёрных металлов и сплавов”. Стажа работы на производстве не имею». Больше обрадовать отдел кадров было нечем. Посмотрел вокруг. Молодых специалистов было много. Все заполняли анкеты, бланки и писали, писали, писали… О чём пишут? Заглянул к одному, к другому. Работал слесарем… Работал подручным сталевара… В качестве оператора поста управления. Поднял голову и увидел на плакате жизнерадостного сталевара, который призывал варить сталь отличного качества скоростными методами. «Хорошо тебе. Ты уже варишь сталь. Призываешь. А я? Ещё не катал. По книгам только». Женщине, оформляющей на работу, то и дело задавали вопросы: «Скажите, какое у меня сейчас социальное положение?» — «О выговоре по комсомольской линии писать?» — «Холост или женат?! — патетически воскликнул парень и, наклонившись к сидевшей рядом девушке, ласково-ласково спросил: — Не поможешь заполнить эту графу?»

Записав всё необходимое, сдаю документы.

— Вас оформлять на работу с понедельника или вторника?

— А какая разница?

— Понедельник — тяжёлый день, — улыбнулась женщина.

— Ну что вы, это предрассудки, — ответил я и оформился на вторник.

Первый трудовой день. Чувство тревоги, грусти и гордости. «В добрый час», — напутствовала мать. И я зашагал к заводу. Раннее утро. Тихий и свежий посёлок спал, набирая сил перед новым трудовым днём. Я шёл навстречу солнцу, которое повисло над самой трубой мартеновской печи, как будто выкатилось оттуда, унося с собой всё тепло расплавленного металла. Над заводом, уплывая в сторону, поднимался дым, и казалось, что гигантский паровоз медленно и тяжело набирает скорость. Было радостно от того, что вместе со всеми идёшь к проходным и ты, молодой, неопытный специалист. Идёшь как равный. Правда, вахтёру я показал пропуск с такой поспешностью и гордостью, что был немедленно остановлен и подвергнут тщательной проверке. Направление в цех гласило: «Тов. Лядов А. С. направляется для работы в качестве поммастера на непрерывный стан горячей прокатки металла».

Непрерывный стан горячей прокатки. Он был вытянут в одну линию с мощными рабочими клетями и вращающимися валками, которые обрабатывали металл. Когда раскалённая заготовка заходила в первые клети, она двигалась медленно, нехотя, а затем ускоряла свой бег и, словно обрадовавшись своему движению, стремительно вырывалась из последних клетей на широкий простор холодильника, где, разрезанная на определённую длину, остывала, как будто отдыхала от напряжения. Порой казалось, что раскат, одновременно находящийся в клетях, не движется, остановился и раздумывает, покидать или не покидать пригретый и освещённый стан. А если случались паузы и металла в клетях не было, стан напоминал огромное живое существо, внезапно остановленное на бегу, которое рычало, и просилось, и рвалось вперёд. Когда же очередная заготовка выходила из печи — светлая, солнечная, она озаряла всё, как добрая улыбка человека, и снова попадала в объятия клетей, ведя с ними свой шумный разговор.

Кончала работу ночная смена. Солнечные лучи на подкрановых балках дрожали и, выстроившись в ряд, словно транспарант, приветствовали людей.

Кто сказал, что все мастера пожилые и в очках? Я попал к мастеру лет тридцати, подстриженному под полубокс, с чёрными бровями, громовым голосом и резкими движениями мускулистых рук.

— К нам, значит? Ты что здесь, практику справляешь?

— Нет. Работать.

— Институт или техникум окончил?

— Институт.

— Добровольно или принудительно… для родителей? — интересовался он, не повышая голоса, но мне казалось, что слышат все окружающие.

— Добровольно.

— Отличник?

Это было моё больное место. Мне всегда не хватало одного дня для сдачи экзамена, одной сотни до стипендии, одного балла до пятёрки.

— Нет, не отличник, вам не повезло, — ответил я, смутившись.

Увидев мои опущенные глаза, мастер захохотал:

— Так это ж хорошо!

Услышать такое впервые за пятнадцать лет обучения в школе и институте было неожиданно и, не скрою, приятно.

— Почему?

— Меньше, друг, упрёков будет. Работал где-нибудь?

— Нет.

— На какую должность претендуешь?

— Куда поставите.

— Это уже хорошо, — и, подведя к вальцовщику, достававшему из ящика инструмент, сказал: — Обучай, Коля, молодого специалиста. Строго. По всем правилам. — затем, подумав, добавил: — Как меня.

— Добро, — кивнул Николай и бросил на меня испытующий взгляд. Глаза лукавые, роста небольшого, крепкий, смуглый. Маленькая кепка на голове держалась чудом. — Как звать?

— Александр Сем… Саша.

— Бери инструмент, пошли.

Гудок. Началась профилактика.

— Перевалим клеть. Возьми молот, отбей клинья.