Лучше лизнуть, чем гавкнуть

— Ты к этим словам забыл добавить самое главное.

— Что?

— Премию. Да побольше.

А Николай — старший вальцовщик дневной смены, вытащил краном последний в его смене застрявший раскат, снял кепку, скорбно опустил голову:

— Прощай, мы тебя не забудем…

Подошёл к Грише, пообщались, пожали друг другу руки, пожелал удачи и пошёл отдыхать. А мы убирали очередную застрявшую заготовку и, обсудив причины неудачи, снова грузили стан и шли к поставленной цели. Наконец, на рассвете, как будто решив зажечь новый день, и в благодарность труженикам, в моталку влетела раскалённая проволока и начала аккуратно, кольцо за кольцом, сматываться в бунт. Это было неожиданно, но закономерно и радостно. От этого зрелища невозможно было оторвать глаз.

Вцепился в контролёры оператор, боясь сдвинуть их с места, и кричал:

— Отойдите! Отойдите! — хоть ему никто не мешал.

Прыгала от радости в кабине крана машинистка и хлопала в ладоши, но её, конечно, никто не слышал. Стоял с двумя поднятыми руками улыбающийся старший вальцовщик Григорий Кравцов с уже опустошённой «чекушкой» (когда он успел?) в одной руке. Все, кто присутствовал в этот момент на стане, оцепенели, словно боялись своим движением нарушить этот радостный миг. Мы подошли к первенцу, когда он начал остывать. Окружили его. Поздравили друг друга. По традиции прикурили от бунта — курящие и не курящие. Деловито. Неспешно. Со вкусом. Неожиданно над нашими головами опустился крюк крана. На нём лежал букетик цветов. Все посмотрели на крановщицу Валюшу. Она виновато улыбалась. Мы ей простили нарушение техники безопасности.

На демонстрации все были уставшие, но старались бодро шагать за машиной, на которой лежал в праздничном оформлении первый бунт проволоки, украшенный крошечным букетом подснежников.

Глава 2. Раздвоилось сердце моё…

Стало досадно

Да сознанье бессилья обидное…

Николай Некрасов.