Лучше поздно!..

Мужчины дружно расхохотались, но на этот раз первым посерьезнел Франсис.

– Знаете, док, – сказал он, сменив тему, – я долго размышлял над тем, что вы придумали, чтобы сохранить вещи своей дочери, и я вас понимаю. Если бы у меня был ребенок, думаю, я сделал бы то же самое.

– У меня нет ребенка, месье Ланзак. Я его просто сделал – и все. Почувствуйте разницу. В ней и заключается моя трагедия.

– Ваша совестливость весьма похвальна. Но вы действительно считаете, что заслужили звание худшего в мире отца? Вы уверены, что все люди, имеющие детей, ими занимаются? В чем вы себя вините? За какую такую ошибку вынесли себе приговор? Теперь, когда я знаю о вашей дочери, я лучше вас понимаю. Вас гложет чувство вины, и мне вас жаль. Позвольте мне рассказать вам кое-что: когда я работал инструктором по стрельбе, я повидал немало самых разных молодых людей. Из самых разных уголков Франции, из всех социальных слоев. Поднабравшись опыта, я начал разбираться, кого из них близкие поддерживали, а кто был предоставлен сам себе, кто был чист душой, а кто прогнил насквозь. Многие качества зависят от природы, и тут уж ничего не попишешь, но от нас дети тоже кое-что получают. Не только от своих родителей, но от всех тех, кто встречается им на пути, кто закаляет их или делает слабее. Однажды мне попался необычный новобранец. Парень прекрасно влился в коллектив, был хорошим товарищем. Хоть у него и не было особых способностей, все компенсировали готовность и желание трудиться. Меня удивляло, что он никогда не ходил в увольнительные. Он не бросался к грузовикам, отвозившим солдат на вокзал в пятницу вечером. В выходные он предпочитал оставаться один в казарме, а не возвращаться домой, как его товарищи. Я догадывался, что у него какие-то проблемы, но особо не вникал. Я был молодым сержантом и говорил себе, что меня это не касается. Несколько недель спустя он все-таки уехал домой и больше не вернулся. В понедельник утром он не явился на поверку. Его отец выстрелил в него из своего охотничьего ружья. Я до сих пор корю себя за свое равнодушие и буду корить до конца своих дней.

Франсис взволнованно добавил:

– Доктор, нам зачтется то, что мы делали осознанно. Грех – закрывать глаза, прятать голову в песок. Вы ничего не сделали для своей дочери, потому что не знали о ней. Она жива, вы тоже. История еще не окончена. Но не пытайтесь вернуть прошлое. Я разговаривал с ней, док, я наблюдал за ней. Эта малышка росла в любви, и я уверен, она хорошая девочка.

У Тома перехватило дыхание. Он прошептал:

– Вы видели ее вблизи дольше, чем я за всю жизнь.

– Не терзайтесь угрызениями совести, док. Никогда. Они – ржавчина для сердца.

– У вас у самого они есть.

– У меня их тонны. Но в моем возрасте это не столь важно. Мое ржавое сердце уже мало что волнует.

– Я в этом не уверен.

Полковник протянул свое ружье Тома.

– По-прежнему не хотите попробовать?

– Нет, спасибо. Выстрелите за меня, у вас это лучше получится.

– Тогда хватит на сегодня. Остановлюсь на своем маленьком достижении. Так я смогу еще несколько дней считать себя не полностью конченым человеком.

34

Тома стоял, запрокинув голову, с закрытыми глазами. По лицу стекали струйки воды. Он чувствовал, как они проникают за шиворот. Это был первый дождь после его возвращения. Однако никаких особенных ощущений он Тома не дарил. Здешний ливень не имел ничего общего с дождями Кашмира. Он был слабее, холоднее и длился недолго, в отличие от муссона, который сейчас подходил к концу в Индии.

Тома открыл глаза. Прохожие вокруг него недовольно прятались от сырости. Здесь дождь давно уже не был синонимом жизни.

Густая листва каштана не пропускала капли. Однако Тома успел промокнуть, поскольку в течение двух часов бегал по центру города и оставлял свое объявление во всех местах, которые обычно посещали Эмма и Ромен. Доктор потратил немало времени на то, чтобы составить его, напечатать и вырезать в десятках экземпляров, которые затем расклеил на пути молодой пары – в ресторанах, на автобусных остановках и даже на столбах вокруг кинотеатра.

«Сдается квартира, идеальна для проживания одного человека, 32 квадратных метра, удалена от центра, но цена очень привлекательная». Далее следовал номер телефона дома престарелых.

Теперь оставалось только ждать. Если все пойдет так, как он надеялся, Ромен и Эмма заметят объявление, позвонят ему, и дело будет сделано. Может, они увидят его прямо сегодня, а уже завтра свяжутся с ним?

Стоя на своем привычном посту возле училища, Тома посмотрел на часы. Эмма должна была вот-вот появиться. Он весело поприветствовал маленького зверька, вырезанного на коре ствола, и с удивлением заметил, как к училищу подошел Ромен и встал возле ворот. Он очень редко приходил встречать Эмму после учебы. Это означало, что они собираются провести время вместе и наверняка отправятся в одно из своих любимых мест – в кафе «Три бочки», в маленький итальянский ресторанчик или даже в кино, хоть сегодня и не пятница. Во всех этих местах Тома предусмотрительно расклеил объявления.