Лучше поздно!..

– Если бы у вас было время только на одну фразу, идущую из глубины вашего сердца, вашей души, что бы вы ей сказали?

– Даже не знаю… Я сказал бы ей, что совершил глупость, что это несерьезно, что я не понимал, что делаю, что она самая классная девчонка на свете. Я бы попросил у нее прощения…

– Слишком длинно, говорите о главном.

– Что я злюсь на себя, что мечтаю, чтобы мы были вместе, что мы должны начать все заново…

– Слишком банально. Ромен, что она хотела бы знать, о чем ей не солгали бы ваши глаза?

– Что я сожалею и что люблю ее.

Мужчины немного помолчали.

– Возможно, у вас еще есть шанс, мой мальчик.

– Не понимаю, как я скажу ей об этом глаза в глаза, если она мне их сразу же выцарапает.

– Ромен, вы мне доверяете?

– Думаете, я стал бы вам все это рассказывать, будь все иначе?

– Не бойтесь говорить прямо. Это означает «да»?

– Да, я вам доверяю.

– Тогда берите свою гитару и играйте день и ночь.

87

– Это такая игра? – спросила Шанталь.

– Нет, все очень серьезно, – ответил доктор.

– С чего вы решили, что мы разбираемся в песнях лучше вас? – поинтересовался Жан-Мишель.

– Я вообще-то прожил вдали от цивилизации почти двадцать лет. Из музыки мне доводилось слышать главным образом национальные религиозные песнопения, погребальные колокола и сирены тревоги…

– Пожалуй, мы сможем подобрать что-нибудь более романтичное… – согласился Франсис.

Полин вернулась с кухни и поставила перед каждым дымящуюся чашку. Пока она не принимала участия в разговоре.

– Я обожаю песни Пиаф, – сказала Франсуаза. – Они меня волнуют, трогают за душу. Каждый может найти в них свою драму.

– Хотелось бы, чтобы песня несла в себе хоть немного надежды. «Non, je ne regrette rien» Эдит Пиаф вряд ли подойдет…

– А что-нибудь из Синатры? – предложил Франсис.

– Чудесно, но какую из его песен вы имеете в виду? Меня интересует песня, а не исполнитель.

Все принялись рыться в памяти, но никто так и не вспомнил ни одной песни.

– Придумал! – воскликнул Жан-Мишель. – «When a man loves a woman».[4] Абсолютный шлягер.

– Неплохо, – согласился Тома. – Совсем неплохо. Ее еще слушает сегодняшняя молодежь?

– Это песня на века! – заявил Жан-Мишель.

– Можно еще выбрать что-нибудь из Барри Уайта, – посоветовал Франсис. – Его голос, чувство ритма… Как же я зажигал под Барри Уайта!

– Речь идет не о том, чтобы зажигать, – напомнила ему Элен. – Нам нужно вдохновение, а не возбуждение.

Закончив накрывать на стол, Полин наконец села. – Могу я высказать свое мнение?

– Конечно! – подбодрил ее доктор.

– Не знаю, приходилось ли кому-нибудь из вас быть обманутым, но я в этом вопросе профи.

Голос Полин звучал мягче, чем обычно. С грустной улыбкой она продолжила:

– Меня унижали, предавали, причем один раз это случилось в моей собственной спальне, пока я готовила ужин в соседней комнате… Вряд ли вам удастся найти лучшего эксперта в этой области. Я приходила в дикую ярость, мне хотелось их убить – что я, кстати, попыталась сделать с третьим по счету обманщиком, но только оглушила его, а потом он согласился забрать свое заявление из полиции лишь в обмен на все мои сбережения. Обстоятельства каждый раз были разными, но чувство в глубине души оставалось тем же. Боль от того, что бросили, страх одиночества, ощущение, что ты всего лишь кусочек клейкой бумаги, носимый ветром и прилепляющийся к ботинкам незнакомцев, которые в итоге всегда от тебя избавляются. Каждый мой роман, завершавшийся не по моей воле, опускал меня ниже плинтуса. И всего один-единственный раз я сожалела о мужчине, бросившем меня. Даже сегодня я иногда вспоминаю о нем и спрашиваю себя, какой была бы моя жизнь, будь мы до сих пор вместе. Он сам ушел к другой, неожиданно для меня. Он так и не объяснил почему. Думаю, это самое ужасное. В течение многих недель я ждала, что он вернется. Я мечтала, что он скажет мне, что ошибся. Я бы с радостью его простила. Ведь человечество давно бы вымерло, если бы женщины не умели прощать!

Элен, Франсуаза и Шанталь дружно кивнули в знак согласия. Полин продолжила: