Теперь, когда я сказала тебе это, могу рассказать и все остальное. Эта белокурая девица в доме моего прапрадедушки, которая не могла ни шить, ни готовить, ни работать в саду, но которая любила землянику так, словно та давала ей жизнь, стала удивительно сведущей в распознавании любого, даже немного подпорченного фрукта. Она до последней ягодки проверяла все чаши, которые моя прапрабабушка приносила из сада, и выбрасывала те, что были слишком разбухшими или со слишком твердыми семечками, собакам, которые жадно их поедали, а затем падали, тяжело дыша, у ее ног и становились никуда не годными охотниками, так тяжела была в них сладость. Лишь отборные ягоды оставались в белой чаше, и их она съедала с таким наслаждением и так причмокивала губами и языком, что прапрадедушка, увидевший ее однажды за поеданием ягод, сначала бездумно, а потом и намеренно, сидя на солнце за кухонным столом и посасывая землянику, повелел всем пиратам красть как можно больше этих красных ягод. Он выторговывал их без всякой меры до тех самых пор, пока не превратился во всеобщее посмешище, а вся семья не разорилась.
Но даже этого было недостаточно, чтобы привести моего прапрадедушку в чувство, и он сделал единственное, что еще не было сделано на тот день и что, конечно же, не сделал бы ни один пират, который мог взять любую понравившуюся ему девушку, — он развелся с моей прапрабабушкой и женился на земляничной девице. Говорят, что она пришла на свою свадьбу в венке из веточек земляники и держала в руках земляничный букет, с которого даже во время священной церемонии не переставала поедать красные ягоды столь жадно, что, даже когда пришло время дать свое согласие, она смогла лишь кивнуть и улыбнуться ярко-красными губами цвета греха. Земляничный сезон очень короток. Рассказывают, что в иное время года она становилась бледной и слабой. Прапрадедушка отправился бороздить морские просторы, вдоволь вкусил приключений, захватывал множество судов, где проходил мимо золота и сундуков с драгоценностями, скользил взглядом по самым красивым в мире женщинам (а позднее, когда опасность проходила, те же самые женщины смотрелись в зеркала и видели, что красота исчезла), вместо всего этого жадно рвался на кухню и вместо сокровищ увозил ягоды. Стали поговаривать, что он слегка тронулся умом.
Тем временем жители стали подозревать, что обожавшая землянику девица была ведьмой. Она не понимала всей тяжести своего положения и продолжала приходить в дом моей прапрабабушки, да так, словно та была ее собственной матерью, а не женщиной, чьего мужа она украла. Говорят, что прапрабабушка спускала на нее собак, но когда те видели белые локоны и ощущали исходящий от девицы аромат земляники, то лизали ей руки и ноги и провожали ее к дому. Их языки свисали из пастей, и они упорно скалились на прапрабабушку, которая с ледяным видом поворачивалась спиной к девице. Последняя же была безмерно наивной или же дьявольски хитрой и, ничего не замечая, щебетала о долгих поездках своего мужа, об одиноком доме на холме, об ужасах предстоящей зимы. Вся эта болтовня никак не действовала на прабабушку до тех самых пор, пока, как говорят жители, колдовство не набрало полную силу, и тогда люди увидели, как они с прапрабабушкой вместе отправились к скалистым холмам, чтобы проводить дни так же счастливо, как если бы они были матерью и дочерью или двумя старыми подругами. Может быть, на том все и закончилось бы, увяли слухи и пересуды, и люди забыли бы о том, как странным образом округлились талии обеих женщин, если бы не шокирующая новость о том, что они обе носили ребенка от прапрадедушки. Одни говорили, что это было странным совпадением, другие считали такую странность трюком.
Корабль прапрадедушки не вернулся вместе с остальными пиратскими шхунами, и другие пиратские жены не выказывали земляничной ведьме никакого сочувствия. Прапрадедушка был известным морским волком, поэтому, по общему мнению, он не мог утопить, разбить свое судно, послушавшись колдовского зова сирен, а просто бросил свою жену-ведьму.
Всю ту зиму у первой и второй жен прапрадедушки росли подозрительно одинаковые животы, как будто соизмеряясь друг с другом и придерживаясь одинакового объема. В конце концов земляничная жена перестала заботиться об очаге и доме и научилась печь хлеб, который, как сказала прапрабабушка, было бы удачнее назвать крекером, и готовить суп, который пах слишком… спело, но, похоже, очень нравился собакам. За это время волосы прапрабабушки стали кудрявыми, а ее губы, которые всегда казались лишившимся мачты кораблем, бросившим якорь в бухте ее лица, стали по форме напоминать землянику. К весне, когда обеих женщин увидели вместе, животы уже пропали, и в руках у них был лысый голубоглазый младенец. Их часто путали, принимая за сестер, и сами жители порой не могли разобрать, кто из них был ведьмой, а кто — околдованной.