Пастух открыл пакетик и посмотрел на конверт. Потом разорвал и вытащил листок полинялой бумаги. Вместе с письмом из конверта взметнулась пыль и повисла в неподвижном воздухе тускло освещенной комнаты.
–
Маркиз ничего не ответил. Он даже не улыбнулся. Он, как и обещал, перестал дышать и надеялся, что Перегрин внимательно его слушал. А еще он считал, потому что это помогало отвлечься от настоятельной потребности возобновить дыхательный процесс. А возобновить его скоро придется.
35. 36. 37.
Интересно, сколько еще грибные споры продержатся в воздухе?
43. 44. 45. 46.
Пастух умолк.
Маркиз отступил назад, боясь почувствовать нож под ребрами или зубы мохнатых сторожевых на горле, но ничего подобного не случилось. Тогда он продолжил пятиться, подальше от людей-псов, а заодно и от Слона.
Перегрин, он заметил, занимался тем же.
Легкие жгло, сердце тяжело стучало уже где-то между висков – достаточно громко, чтобы заглушить тонкий надсадный звон в ушах.
Только прижавшись спиной к книжному шкафу у стены и оказавшись как можно дальше от конверта, он позволил себе глубоко вздохнуть. Рядом раздался вздох Перегрина.
За ним последовал еще один странный звук: Перегрин разинул рот пошире, и скотч упал на пол.
– Что это было? – спросил он.
– Наш билет на выход из этой комнаты и вообще из Пастушьей Чащи, если я не ошибаюсь, – ответил Карабас. – А ошибаюсь я редко. Ты не мог бы развязать мне руки?
Он почувствовал, что Перегрин возится с узлами, и вскоре веревка, которой были связаны его руки, свалилась на пол.
Рядом глухо зарычали.
– Я, наверное, кого-нибудь убью, – произнес Слон. – Как только пойму, кто.
– Угу, дорогуша, – отозвался Маркиз, растирая кисти рук. – Ты хотел сказать, «кого».
Пастух с собаками неуклюже продвигались к двери – шаг за шагом.
– Уверяю, убивать ты никого не будешь – по крайней мере, если хочешь добраться домой, в Замок, целым и невредимым.
Слоновий хобот раздраженно качнулся из стороны в сторону.
– Я совершенно точно собираюсь убить
– Ты явно напрашиваешься на восклицание вроде «фи!», – сказал он. – Или даже «надо же, какая чушь!». До сих пор мне никогда – ни разу в жизни! – не хотелось сказать «надо же, какая чушь!». Но сейчас я прямо-таки чувствую, как во мне нарастает желание…
– Что, ради Храма и Арки, на тебя вообще нашло? – воскликнул Слон.
– Неверный вопрос. Но верный я задам сам, за тебя. Надо было спросить: что на самом деле
– Споры Того Гриба? – уточнил Перегрин. – Гриба Грибного народа?
– Именно. Того Самого Гриба, – подтвердил Маркиз.
– Ад меня раздери совсем, – сказал Слон.
– И по этой причине, – продолжал, обращаясь к нему, Карабас, – если ты попытаешься убить меня или Перегрина, тебе это не только не удастся, но и все мы окажемся обречены. А вот если ты заткнешься и мы постараемся сделать вид, что мы все еще часть стада, у нас будет шанс. Споры сейчас как раз прокладывают себе дорогу к ним в мозги. Тот Самый Гриб в любой момент начнет звать их домой.
Пастух неумолимо шествовал вперед, вооруженный деревянным крюком. За ним следовали трое. Плечи одного венчала голова слона; другой был высок и сногсшибательно хорош собой; третий щеголял в совершенно изумительном плаще. Плащ сидел на нем как влитой и был цвета мокрой ночной улицы.
За стадом трусили овчарки. Выглядели они так, словно готовы пройти сквозь огонь, лишь бы попасть туда, куда, по их мнению, они направлялись.
В Пастушьей Чаще подобное было не в диковинку – пастух перегоняет часть стада в сопровождении нескольких самых свирепых псов (которые на самом деле были людьми… ну, по крайней мере,
Никто не заметил, как они перешли границу Пастушьей Чащи, но не остановились и не сбавили шага.
Достигнув берегов Килберна, трое остановились, а бывший пастух и три его лохматых собакочеловека двинулись прямо в воду.