На днях я разговаривала с одним религиозным человеком. Имя его назову, когда увижусь с Вашей Светлостью. Он сказал, что эти два месяца все должны быть очень осторожны. Похоже, нас ждет какая-то опасность. Никакого основания для таких слухов я, впрочем, не вижу, так что не слишком этому верьте. Тем не менее с Иеронимом Дзилиоло я об этом говорила и, поскольку писать не могла из-за того, что в голове у меня все как-то смешалось, попросила его написать мессеру Никколо и посоветовать Вам озаботиться собственной безопасностью, поскольку Вы, Ваша Светлость, фигура очень важная и Вам нельзя пренебрегать предупреждениями, какими бы незначительными они ни казались.
Лукреция действительно встревожилась настолько, что взяла в руку перо, как только почувствовала себя чуть получше. Она хотела, чтобы ее правильно поняли и не преуменьшили серьезность ситуации.
10 мая Проспери писал об отношениях Лукреции и Альфонсо, полных «любви и согласия». О том, что герцогиня беременна и плохо себя чувствует, он тоже докладывал. Добавил, что молится об ее излечении. Младший их сын Франческо чуть не умер, но теперь вполне здоров. 15 июня новости были нерадостны: «Герцогиня тяжко страдает, беременность угрожает ей. Она очень слаба и не может есть». Врач Боначчьоло посоветовал ускорить роды либо сделать аборт, чтобы восстановить у нее аппетит и «избавить ее от скопившегося в организме плохого вещества, вызывающего болезнь». Однако после того как у нее «отошли воды, а это, как говорят, признак скорых родов, решено было не проводить вмешательства». Альфонсо очень беспокоится и почти от нее не отходит. «Господь да пошлет ей благополучные роды! — молился Проспери. — Но это вызывает большие сомнения, потому что она слаба и потому что несколько женщин в нашем городе недавно умерли по такой же причине».
Он не знал, что 14 июня, после полуторачасовых схваток, Лукреция родила девочку, такую слабую, что кормить ее она смогла лишь на следующий день. Опасаясь, что ребенок может умереть некрещеным, Альфонсо велел тотчас ее окрестить и назвать Изабеллой Марией, а в качестве крестных родителей выбрать Элеонору делла Мирандолу и графа Александра Серафино дель Форно. У Лукреции был небольшой жар, но надеялись, что скоро она поправится. Однако 20 июня состояние ее стало угрожающим, и врачи опасались за ее жизнь, тем более что от «плохого вещества» она не избавилась (вероятно, во время беременности в организме скопилась менструальная кровь) и была крайне слаба. В предыдущие две ночи у нее были приступы, и врачи приготовились пустить ей кровь. Они остригли ей волосы. Утром началось носовое кровотечение. Альфонсо был в отчаянии, а феррарцы страшно беспокоились. Жизнь ее подходила к концу, думали, что ей осталось несколько часов. Она утратила зрение и способность говорить. Альфонсо не отходил от постели умирающей. Внезапно она пришла в себя, и состояние ее значительно улучшилось. «Врачи говорят, что если у нее не будет еще одного приступа, она пойдет на поправку, — писал Проспери. — Господи, дай герцогу утешение, ибо он в таком состоянии, что хуже и быть не может. Горожане страшно будут горевать, если она умрет». В ту ночь и на следующее утро, после 22-го, состояние ее улучшалось, и люди стали надеяться, что она выживет.
У Лукреции, однако, таких иллюзий не было. Чувствуя приближение смерти, собрав последние силы, продиктовала она письмо Льву X: