Луна команчей

Огастес увидел, как один бизон получил шесть стрел, но не замедлил своего бега. Другой был пронзен копьем и почти сумел развернуться к лошади молодого воина, который нанес ему удар, но воин избежал атаки и вернулся, чтобы ударить бизона еще дважды.

Вскоре пронзенный стрелами бизон начал спотыкаться. Два бизона упали, но два продолжали бежать.

Айниш Скалл сейчас тоже углубился в созерцание погони, как и Огастес.

— Вот ведь грандиозная охота! — воскликнул Айниш Скалл. — Мне бы хотелось, чтобы Гектор и я находились там. Большой Конь Скалл и Бизоний Конь могли бы показать им, что почем, я думаю!

Огастес ничего не ответил, но согласился с этим. Он и Вудро преследовали бизонов несколько раз. Даже Вудро увлекся этой охотой. Даже когда они сильно нуждались в мясе, всегда приходило разочарование, когда бизон падал, и приходилось начинать снимать шкуру и разделывать его.

Третий бизон, исколотый стрелами, наконец, упал, но четвертый все еще бежал, хотя весь отряд команчей теперь преследовал его, воины оттесняли друг друга, чтобы пустить свои стрелы.

— Посмотрите на него, не находите ли вы, что зверь бессмертен, — сказал Айниш Скалл. — В нем, должно быть, сидит тридцать стрел.

Бизон, конечно, не был бессмертен. Наконец, он остановился, повернул голову в сторону своих преследователей, и упал на колени. Он ревел густым ревом, эхом отражавшимся от стен каньона. Затем он завалился на бок и замер. Молодые команчи рассыпались вокруг него, возбужденные от погони.

Огастес ловил миг. Индейские женщины уже сдирали шкуру с первого упавшего бизона.

— Это что, давайте убираться, сэр, иначе наши шкуры будут следующими, — сказал капитан Скалл.

Огастес сел на лошадь, но повернул ее, чтобы взглянуть на следующую сцену. Он не участвовал в погоне и не убивал, но чувствовал себя так, как будто он участвовал в этом. Воины команчей перестали кружиться. Они просто сидели на своих лошадях, глядя на упавшего зверя. Хотя он едва мог видеть упавшее животное — это была просто точка на дне каньона — мысленно он ясно себе представлял это.

Он вспомнил о старом бизоне, которого он, Колл и Длинноногий Уэллейс, знаменитый разведчик, пытались убить много лет назад на мексиканской равнине. Они стреляли в зверя более двадцати раз, преследовали его, пока одна из их лошадей не пала, и, наконец, убили его своими охотничьими ножами, после чего Огастес был окровавлен с ног до головы.

Юноша-команч, который нанес четвертому бизону последний удар копьем, был, вероятно, так же окровавлен. Этот бизон тоже, должно быть, истекал кровью из многочисленных ран, пока, умирая, не закатил глаза.

Глядя вниз с высоты на это зрелище, Огастес, хотя и не мог понять причину, почувствовал грусть. Он знал, что надо собираться, но он не мог оторвать взгляд от картины внизу. Шеренга индейских женщин двигалась из лагеря, готовая помочь нарезать мясо.

Айниш Скалл хранил молчание. Он видел, что его молодой рейнджер был взволнован погоней, за которой они только что наблюдали, и ее неизбежным концом.

— Post coitum omne animal triste — сказал он, наклонившись и прикоснувшись на мгновение рукой к плечу молодого человека. — Это Аристотель.

— Что, сэр? — переспросил Огастес. — Я полагаю, что это латынь, но что это означает?

— После спаривания каждое животное грустит, — сказал капитан. — Это тоже правда, хотя кто может сказать, почему? Семя улетает, и сеятель чувствует подавленность.

— Почему так? — спросил Огастес. Он знал, по его собственным воспоминаниям, что капитан говорил правду. Он сам любил переспать с женщиной, но потом наступал момент, когда он на время чувствовал упадок духа.

— Я не знаю, почему, и я думаю, Аристотель тоже не знал, потому он и не пояснил — заметил Скалл. — Но не только половая охота может привести к этому небольшому унынию. Убийство тоже может привести к этому, особенно если ты убиваешь кого-то значительного, например, бизона или человека. Того, кто имеет солидное право на жизнь.

Он помолчал мгновение, держа в руке небольшой вырезанный квадрат жевательного табака.

— Я допускаю, что это любопытно — сказал он. — Действия не похожи друг на друга, а уныние одинаково. Сперва азарт, затем печаль. Эти красные парни убили свою дичь, и они обязаны были убить ее. Бизон для них то же, что для нас магазин. Они должны убить бизона, чтобы жить. И они убили его. Но теперь им грустно, и они не знают, почему.

«Ну, я также не знаю, почему», подумал Август. «Мне хотелось бы, чтобы старец, который говорил об этом с самого начала, ответил на этот вопрос».

Теперь они повернули назад к лагерю.

Огастес последовал за большим конем. Когда они выехали на первую небольшую возвышенность, они увидели парней в лагере, мечущихся, как муравьи, и пакующих вещи.

9

— Где его скальп? Я не вижу его, — сказал Бизоний Горб, когда Голубая Утка подошел к нему, истекая кровью. — Я полагал, что ты собирался принести мне скальп Ружья В Воде?

— Он быстр, — признался Голубая Утка. — Он выстрелил в меня, пока испражнялся. Я не знаю никого, кто мог так метко стрелять во время испражнения.