Луна команчей

Огастес думал о том, как быстро это произошло — несколько секунд, и четыре человека мертвы.

Дитс разговаривал с двумя детьми, пока другие рейнджеры бродили вокруг. Нили Диккенс веселел на глазах от осознания того, что он жив. Длинный Билл занимался подсчетом лошадей, которых они добыли, всего их было четырнадцать.

— Полагаю, теперь мы не будем голодать, парни, даже если совсем заблудимся, — сказал он. — Мы сейчас получили конину. Конину на своих копытах.

Пи Ай атаковал индейцев с остальными людьми, но не стрелял из своего ружья — он думал, что вряд ли попадет во время скачки на такой скорости. Пи Ай слышал так много рассказов о том, как чертовски ловко индейцы обращаются с томагавками и палицами, что во время скачки как можно ниже наклонялся к шее лошади, надеясь избежать томагавка или, возможно, стрелы. Но потом оказалось, они атаковали всего четырех воинов, которые были уже мертвы к тому времени, когда он достиг лагеря. Только у одного из воинов был томагавк, а их ружья выглядели старее и хуже, чем даже его собственное. Пи Ай отправился, чтобы присмотреть за лошадьми, пока Дитс заботился об испуганных детях.

Он чувствовал слабость, такую слабость, что подумал о том, что, возможно, придется присесть. Но даже таким он выглядел лучше Нили Диккенса, который, пройдя фазу приятного возбуждения, вдруг ослабел и упал в обморок.

Нили рухнул, как подкошенный, но, поскольку ни один из команчей не стрелял, никто не подумал, что Нили мертв. Тедди Битти несколько раз обмахнул его шляпой, а затем больше не обращал на него внимания.

— Он не ранен, маленький мошенник, — сказал Тедди. — Пусть немного поваляется, я думаю.

Колл заметил, что у женщины было много крови на ногах. Путешествие, должно быть, было суровым.

— Нам надо уходить, — сказал он Огастесу. — Эти четверо мертвы, но поблизости может быть еще сорок.

— Или больше четырехсот, кто знает? — ответил Огастес.

Бой оставил в нем, кажется, какое-то чувство опустошенности, все люди, казалось, чувствовали подобное, даже Колл. Но им нельзя было расслабляться недалеко от лагеря Бизоньего Горба на севере.

— Похороним их, Вудро? — спросил он, показывая в направлении мертвых воинов.

Это был вопрос, над которым Колл раньше не задумывался.

Было четыре мертвых команча. Хоронить их, или оставить там, где они лежат?

— Мне говорили, что команчи сами хоронят своих, — сказал он, уверенный в том, что в этом случае был прав.

— Я думаю, похоронили бы, если бы были здесь, — сказал Гас. — Но эти люди мертвы, они не могут похоронить себя, и полагаю, что к тому времени, когда команчи найдут их, от них мало что останется.

— Я беспокоюсь об этой женщине, — сказал Колл. — Боюсь, что она тронулась умом.

Дитс сварил немного кофе над костром команчей и дал детям немного бекона. Женщина не взяла ничего. Мужчины вырыли могилу и положили в нее четырех мертвых воинов. Когда они зарывали их, женщина начала кричать.

— Он не захочет меня! Я не могу вернуться домой! — закричала она.

Затем она побежала из лагеря в прерию, крича на ходу.

— Я этого и боялся, — сказал Колл.

Дети плакали, хотя Дитс пытался успокоить их. Все мужчины стояли, онемев и растерявшись женского крика. Огастес сел на коня.

— Я догоню ее, — сказал он. Он тронул лошадь шпорами и поскакал рысью за женщиной.

— Я этого и боялся, — повторил Колл, глядя на ошеломленных людей.

23

Моди Кларк убегала от них несколько раз в день, каждый день из двух недель, которые потребовались рейнджерам, чтобы добраться до Остина. Сначала их задержала снежная буря, а затем — проливные дожди, которые сделали реки полноводными и коварными. Трех лошадей унесли вспухшие воды Ред-Ривер, и они утонули.

Тем не менее, независимо от погоды, Моди Кларк убегала. После того, как ее ловили, она становилась послушной. Она, казалось, боялась Дитса меньше, чем других мужчин, поэтому Дитсу поручили следить, чтобы она не убегала или не нанесла себе раны. Дитс также заботился о ее детях. Женщина по-видимому теперь не признавала их своими детьми.

— Что-то надломилось в ней, Вудро, — сказал Гас. — Она не будет даже больше помогать собственным малышам.

Все мужчины проявляли осторожность, чтобы не позволить миссис Кларк выхватить нож или револьвер. Колл призвал их быть особенно бдительными. Он не хотел, чтобы женщина добралась до оружия и покончила с собой.

— Если тело можно исцелить, то я думаю, что и мозг тоже можно, — сказал он.

Ночью они связывали лодыжки Моди мягкой веревкой из хлопка, стреноживая ее, как лошадь.

— Если бы я разбил мой кувшин для виски, то сумел бы склеить его, чтобы он был похож на хороший кувшин, — ответил Огастес. — Но он все равно протекал бы, и виски вытекло бы. Вот так же и с ней, Вудро. Они могут привести ее в церковь и петь псалмы до тех пор, пока она не устанет кричать. Но она навсегда останется разбитой. Она никогда не станет здоровой.

— Я не могу судить об этом, — сказал Колл. – Мы всего лишь должны вернуть ее домой. Там свое слово скажут врачи.

Наконец, они преодолели все реки, и пришли в известняковую страну к западу от Остина.