Читаем Луна обнимает за талию полностью

– Мы пытаемся разобраться, почему еда является для вас источником утешения и успокоения, но старые обиды, внезапно всплывающие в памяти, как раз-таки и толкают вас к этому легкому и быстрому способу утешения, – Ирина изменила позу, округлив руки на подлокотниках кресла, словно желая заключить Дину в объятия. – Так что я предлагаю вам высказать обиды, то есть очистить коридор, и освободить проход к другим областям жизни.

– Сейчас вы опять начнете спрашивать про Зою.

Ирина кивнула:

– Как в советском фильме «Служебный роман». Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково. Это уже обычай. Традиция. Я бы сказал – ритуал. Хм-м-м… Я просто задаю дежурный вопрос на случай, если вы все-таки захотите хоть что-то рассказать о матери. Дина, мать выполняет одну из главных и определяющих ролей в жизни каждого из нас…

– В моем случае ни главную и не определяющую! – перебила Дина.

– Вы можете сколько угодно говорить, что трава не зеленая. От этого она не перестанет быть зеленой.

– Значит, все дело в ней и только в ней?

Ирина ответила на тот же манер:

– Нет и еще раз нет! Жизнь человека – запутанный клубок взаимоотношений с родителями, братьями-сестрами, бабушками-дедушками, соседями, друзьями, одноклассниками… Но помните, что, прежде, чем войти в комнату, нужно вычистить коридор.

– Думаете мне стоит с ней встретиться и поговорить наконец? – спросила Дина.

– Я ведь ничего не знаю о вашей маме, поэтому не могу дать рекомендации. Я знаю, что Снежана любит кислотные цвета, а от креветок у Кости аллергия, но без понятия, почему вы так избегаете всякого упоминания о матери.

Дина скукожилась:

– Я еще не готова. Пока не готова. Я помню, как вы однажды сказали: все попытки топтаться перед дверью не имеют смысла, если вы так и не вошли. В последнее время я часто думаю, что мне все-таки нужно войти. Но я боюсь увидеть ее выражение лица, холодное, презрительное и… Не будем об этом.

– Дина, оцените свои силы. Окей? Потратьте время, чтобы все хорошо обдумать, – серьезно сказала Ирина и сменила тему беседы. – Что там у нас с дневником эмоций? Принесли блокнот? Отлично. Давайте почитаем.


***

Они все стояли вокруг Дининой кровати. Славуня и Митя по правую и левую руку соответственно, Костя и Снежана у изножья. По комнате были разбросаны упаковки лекарств и кое-какая одежда. Дину раздражал беспорядок, но во время сбора вещей силы внезапно покинули ее, так что пришлось вернуться в кровать.

– Какого хрена вы все сюда приперлись? – Дина пыталась справиться с одышкой. Она мысленно прикидывала, что можно надеть на себя, чтобы не выглядеть слишком громадной. Стоит ли причесать волосы и использовать косметику? Купить цветы или конфеты? Вино?

– Мам, ты уверена? Ты справишься? Вдруг попадете в пробку? В машине тебе трудно сидеть, – Митя держал в руках огромное блюдо с салатом из пекинской капусты и огурцов.

– Сын, все в порядке. Я приняла такое решение. И с каких пор ты куришь? – Дина осуждающе покачала головой.

– Что?! – крикнул Костя.

– Да не курю я! Не выдумывайте! – отмахнулся Митя.

– Сын, у тебя за ухом сигарета торчит, – Дина ткнула пальцем в его голову.

Славуня согнулась пополам от смеха. Костя сквозь зубы процедил: «Ах, я ж тебе руки оторву!»

Митя, обличенный в обмане, вытаращил свои и так огромные глазищи и поджал губы, но сигарету так и не убрал. Он сказал:

– Мам, не меняй тему разговора. И съешь салат. Нельзя пропускать ужин. Потом ночью будешь ползать по кухне.

– Там в холодильнике был кусочек мяса, – мечтательно протянула Дина.

Славуня присела на край кровати:

– Мамуль, давай я с тобой поеду. Помогу в дороге. Ты взяла таблетки? Божечки, у тебя их так много! Не забывай только их принимать.

Вся эта забота вдруг показалась Дине чрезмерной:

– Дети, я еду в Минск, а не лечу в Австралию. К тому же со мной будет Олеся. А у тебя, дочка, завтра после уроков репетитор. Помнишь? Учеба прежде всего.

– В Австралию? Для этого тебе нужно лететь на грузовом самолете, – съехидничала Снежана. Она еще не успела переодеться после работы, и из кармана форменной белой блузки торчал зажим для волос. – Мы уже это проходили. Будешь ехать, ноги отекут, не сможешь выйти из машины. Станешь звонить Косте, ныть по телефону, мол, помоги мне. А у него радикулит хронический. Его даже на работе берегут, не разрешают мешки с цементом таскать. А ты далеко не мешок с цементом.

– Закрой рот! – возмутился Митя, едва не опрокинув тарелку с салатом.

– Костя, твой сын… – начала было Снежана.

– Заткнитесь! А лучше проваливайте! Я вас сюда не звала, – Дина ощущала себя как в «дне сурка»2. Они каждый вечер приходили в ее комнату и устраивали словесные разборки.

– Сиди дома, дура! Пусть мамка твоя сама сюда приедет, – Снежана даже не думала затыкаться. – Я тебе жопу не буду мыть, если ты сляжешь. Жри салат! Диета нужна. На хрена тебе все эти психологи-шарлатаны?

– Я сегодня после десяти милицию вызову! – пригрозил Митя.

– Костя, твой сын…

– Дина, нам нужно поговорить про Митю. Почему никто не сказал, что он курит?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза