Лунатики

Ретикус прибыл во Фромборк летом 1539 года. Прибыл он нагруженный ценными дарами: первым печатным изданием Эвклида и Птолемея на родном древнегреческом языке и другими математическими книгами. Молодой человек планировал задержаться в Вармии несколько недель – оставался же он, с перерывами, два года, которые оставили свой знак в истории человечества. Его прибытие в Вармию было замечательно согласовано: оно почти что совпало с эдиктом нового епископа, Дантиска, в соответствии с которым, всем лютеранам было приказано покинуть Вармию в течение месяца с последующей угрозой жизни и имуществу, если таковые лютеране вернутся. Эдикт вышел в свет в марте; тремя месяцами спустя профессор-лютеранин, прибывший прямиком из Столицы Ереси, почтил своим присутствием капитул Фромборкского собора, включая епископа Дантиска, которого он описал как "знаменитого своей мудростью и красноречием". Все это должно нам показать, что ученые эпохи Возрождения были чем-то вроде священных коров, которым позволялось неспешно прогуливаться, жевать жвачку в самой гуще индийских базаров, и никто ничего плохого им не делал.

Через год епископ Дантиск выпустил в свет второй, еще более страшный "Эдикт против Лютеранства

", в котором он приказал, что "все книги, брошюры … и все пришедшее из отравленных ересью мест, должны быть сожжены в присутствии официальных лиц". В то же самое время, профессор, прибывший из самых ядовитых из всех заправленных ересью мест, пишет "Прославление Пруссии":

Возможно, боги любят меня, … ни разу еще не случилось со мной, чтобы я вступил в дом какого-либо выдающегося человека из этих земель – а жители Пруссии являются самыми гостеприимными людьми на свете – и чтобы тут же не увидал геометрических чертежей чуть ли не на пороге, либо же находил я геометрию в самих мыслях моих хозяев. Потому-то чуть ли не каждый из них, будучи человеком доброй воли, предлагает студентам этих искусств любую возможную выгоду или услугу, поскольку истинные знания и ученость никогда не отделяются от доброты и вежливости

. (Rheticus, Narratio prima – Encomium Borussiae (Данциг, 1540 г.))

Как жаль, что Ретикус не отчитался, в этом своем пышном стиле, о своей первой встрече с каноником Коппернигком. Ведь это было одно из великих событий в истории, которое можно сравнить со встречами Аристотеля с Александром, Кортеса с Монтесумой, Кеплера и Тихо Браге, Маркса и Энгельса. Со стороны взвинченного и ожидающего Бог знает чего Ретикуса, естественно, это было любовью с первого взгляда к Domine Praeceptor

(Господину Преподавателю), "Моему Учителю", как он всегда называл Коперника, сравнивая его с Атласом, держащим Землю на своей спине[143]. Если же говорить о канонике, вечно одинокий и никем нелюбимый старик явно был сбит с ног этим штурмом, и был готов терпеть молодого глупца. Сейчас ему исполнилось уже шестьдесят шесть лет, и он чувствовал, что дни его доходят до конца. Он обрел определенную славу в мире ученых людей, только слава эта была не совсем настоящей – известность, скорее, вместо репутации, основанная на слухах, а не на доказательствах, ибо рукопись Обращений

все еще находилась под замком в его башен, и никто толком не знал ее содержания. Только лишь Commentariolus был известен дюжине видевших этот трактат людей, и от них осталось тоже всего – ничего: ведь этот краткий очерк был написан и послан в свет четверть века назад.

Пожилой каноник чувствовал, что ему и вправду необходим молодой ученик в пифагорейской традиции, который передаст учение немногим избранным, не потревожив ила на дне колодца. Его единственный приятель, мягкий и все понимающий Гизе, больше не жил во Фромборке – он стал епископом соседствующей прусской епархии в Кольмно. Опять же, самому Гизе тоже было уже около шестидесяти, и был он всего лишь любителем астрономии, которого нельзя было квалифицировать в качестве ученика. А вот молодой, переполненный энтузиазмом профессор из Геттингена[144] – учеником быть мог. Могло показаться, само Провидение прислало его – даже если это было и лютеранское Провидение. Со стороны Католицизма особо опасаться не было чего, что доказывает нам письмо Шенберга; с другой стороны, юный Ретикус был протеже самого Меланхтона, что прикрывало лютеранский фланг, направляя послание прямиком в их штаб-квартиры, в Виттенберг и Геттинген.