Лунатики

12. Скандал с Предисловием

Печать книги шла быстро. 29 июня, менее, чем два месяца после прибытия Ретикуса в Нюрнберг, некий Т. Форстер, местный горожанин, писал своему приятелю Й. Шраду в Рейтлинген:

Пруссия дала нам нового и чудесного астронома, чья система уже печатается здесь; работа приблизительно в сотню листов длиной, в которой он рассматривает и доказывает, что Земля движется, а звезды находятся в покое. Месяц назад я видел в печати два листа; за печатью надзирает некий магистр

из Виттенберга [Ретикус].

Я выделил некоторые слова выше, поскольку они дают нам разгадку того, что сделалось, наверное, величайшим скандалом в истории науки. Если напечатанные листы расходились среди заинтересованных лиц вроде герра Форстера, лишь только они выходили из-под печатного пресса, тогда мы можем в разумной степени предположить, что их тут же высылали и автору; таким образом, Коперникус мог быть способен прослеживать ход печатания. Если данную гипотезу (которая поддерживалась, как мы сами увидим, заявлением Ретикуса) принять, тогда из этого следовало бы, что Копернику было известно, что Предисловие к книге прибавил некто другой, и в этом и таится причина скандала.

Он никогда бы не возник, если бы Ретикус мог завершить работу, которую он начал с таким энтузиазмом и жертвенностью. Но, к несчастью, ему необходимо было покинуть Нюрнберг до завершения печати книги. Весной он подал заявление на новую должность: главы математического отделения университета в Лейпциге. Меланхтон вновь поддержал его заявление; и личное письмо Меланхтона приятелю скрытно намекало на причину, зачем Ретикусу понадобилось поменять университеты: в Виттенберге о нем ходили слухи (fabulae

), "о которых нельзя упоминать в письменном виде". Слухи эти, по-видимому, касались гомосексуальности молодого ученого.

Ответ на его прошение был положительным, так что в ноябре Ретикус должен был покинуть Нюрнберг, чтобы занять свой новый пост в Лейпциге. Он оставил надзор за печатанием Обращений на человека, которого во всех отношениях мог считать надежным – нюрнбергского ведущего теолога и проповедника, Андреаса Осиандера, одного из со-основателей лютеранской веры. В отличие от Лютера и Меланхтона, Осиандер был не только благожелательно настроен к Копернику, но и проявил активный интерес к его работе, к тому же последние два года он даже переписывался с ним.

В надежде, что все устроится самым лучшим образом, Ретикус уезжает в Лейпциг; а в это самое время Осиандер, которому поручена забота о печати, быстренько пишет не подписанное предисловие к Обращениям

и вставляет его в книгу. Предисловие было адресовано ЧИТАТЕЛЮ, ЗАИНТЕРЕСОВАННОМУ ГИПОТЕЗОЙ ДАННОЙ РАБОТЫ[147]. Начинается оно с объяснения того, что идеи данной книги не следует принимать слишком серьезно: "Данные гипотезы и не должны быть истинными или даже вероятными"; будет достаточно уже и того, что они смогут сохранить кажущиеся явления. После того, автор предисловия переходит к демонстрации невероятности "гипотез, содержащихся в данной работе", указывая на то, что орбита, приписываемая Венере, должна была бы вызывать, что планета выглядела в шестнадцать раз больше при приближении к Земле, по сравнению с самой отдаленной точкой – "что противоречит наблюдениям любого времени". Далее говорится, что книга содержит "и другие, не менее важные нелепости, которые в данный момент нет смысла вытаскивать на свет". С другой же стороны, эти новые гипотезы заслуживают того, чтобы сделаться известными, "наряду с гипотезами древними; которые сами по себе не являются более вероятными", поскольку они "являются столь приемлемыми и столь простыми, а вместе с ними примем громадную сокровищницу искусно проведенных наблюдений". Но, по самой своей природе, "насколько это касается данных гипотез, от астрономии никто ничего конкретного ожидать и не может, что никак не может дополнить саму науку, не следует ему принимать в качестве истины идеи, порожденные для иной цели, и будет совершеннейшим глупцом тот, кто поверит в них и примет их. Прощайте".

Не удивительно, что эмоциональное потрясение, вызванное чтением этого предисловия (предполагая, что его все-таки прочитали), ускорило конец Коперника. Тем не менее, нет никаких сомнений в том, что и Осиандер действовал с самыми лучшими намерениями. Двумя годами ранее, когда Коперник все еще колебался, публиковать ему книгу или не публиковать, он написал Осиандеру, чтобы излить собственные опасения и попросить совета (это письмо Коперника, датированное 1 июля 1540 года, не сохранилось – Прим. Автора). Осиандер отвечал: