Сегодня я упрям, капризен, зол, как пес.Мне в книжных залежах наскучили раскопки.Не может быть! Скурил уже я три коробки Крепчайших папирос.Виски трещат. Как все невыносимо это!Продажно общество. Мир тесен. Жизнь плоха…Нейдут из головы кислоты, пороха И острые предметы.Сажусь за стол. Живет насупротив однаБольная девушка в чулане полутемном.Родители мертвы, вот глаженьем надомным И кормится она.Вокруг чахоточной белья теснятся груды.Присесть — и то нельзя ни на минуту ей.Тут уж не до лекарств, лечебниц и врачей — Похлебки б тут не худо.В нас трудности должны энергию вселять,А у меня в душе лишь злобу разжигаетТот факт, что некая газета отвергает Мои стихи опять.Как скверно на душе! Порвал я эпопею,Что в ящике хранил. У нас не ценят труд!Не раз в редакциях, где всякий хлам берут, Меня турили в шею.Не читан критиками Тэн[133] у нас пока,И рукописи мне приходится донынеОхапками сжигать с отчаянья в камине. Как, пресса, ты жалка!Ты эпиграмм моих — и тех не стоишь, шлюха…Бьет полночь. От дождя лоснится тротуар,Но веселится чернь. Плеск луж и звон гитар — До-соль! — мне ранят ухо.Артистам и друзьям стихи я посвящал,А не какой-нибудь там очень важной птице…Я — независимый. Вот мне и не пробиться В газету иль журнал.Такого дикаря пустив в литературу,Спугнешь подписчика, а вкус его — закон.Искусство? С ним к тому, кому милей Заккон, Лезть и не думай сдуру.Прозаику легко. Повсюду он в чести,Вербует coterie[134], срывает гонорары,А мне стократ страшней наигорчайшей кары На прозу перейти.Лесть мерзостна всегда, вдвойне — в устах мужчины.И я с собратьями водиться не хочу.Я занят лишь одним: шлифую и точу Свои александрины[135].А что с чахоточной? По-прежнему утюгМелькает у нее в руках, покрытых потом.Когда-нибудь она еще разок махнет им И дух испустит вдруг.Сидит без воздуха и чахнет в тесной клеткеНа хлебе и воде. Но, уши навострив,Я слышу, как она мурлыкает мотив Из новой оперетки.Отлично. Все-таки сдаваться подождем.Настанет день, и я войду, быть может, в моду,И опусов своих, включая эту оду, Издам солидный том.Уменья у меня на все маневры хватит.Пущу интриги, blague[136], réclame[137] и связи в ходИ наконец найду издателя, а тот Мои труды оплатит.Мне лучше. Злость прошла… Что у соседки там?Свет не погас. Еще работает больнушка,Чтоб лечь, не евши, спать. К тому ж, она — дурнушка… Пусть все идет к чертям!