— Заявка Егора на участие в конкурсе для получения гранта от фонда американского миллиардера Алекса Джонса, — ответила я, изучив документ. Мне было известно, что Столов грант выиграл и теперь получает каждый месяц немалую сумму. Может спокойно заниматься своей работой, а не мотаться читать лекции по углам и закоулкам России.
— Я ничего не понимаю в науке, — махнула рукой Юферева, — и Мартина не разбиралась в ученых делах, но голова у нее четко работала. Прибежала она как-то сюда, вручила мне эту папку и попросила: «Спрячь у себя». Просьба показалась мне странной. Я начала расспрашивать подругу, а та вдруг говорит: «Хочешь заработать? Сто тысяч дам, если узнаешь то, что мне надо». Я опешила. Сумма-то очень для меня большая. Что ж такое выяснить требуется? Мартина открыла правду.
Я молча слушала подробный рассказ Юферевой, пропуская рассуждения собеседницы о морали и нравственности. Вкратце ситуация выглядела так.
Вскоре после того, как филиал НИИ, сократив штат, перевели в головное здание, Столова наткнулась в холле на объявление о работе кружка каллиграфии. Записавшись в него, стала посещать уроки.
Валя удивилась, что подруга решила заняться каллиграфией.
— Неужели это тебе интересно? Да и дорого, наверное.
Марта улыбнулась.
— Бесплатно.
Легкое удивление Юферевой переросло в изумление.
— Ничего платить не надо?
Подруга кивнула.
— Невероятно, — поразилась Валя. — Прямо как в нашем детстве — дармовой кружок.
Мартина улыбнулась.
— Владелец нашего института японец по национальности. Отец и мать его из Токио, свободно говорили по-русски, по-немецки, по-английски. Как они оказались в Москве, никто не знает. Сын их родился здесь, отзывается на имя Петр Алексеевич, обожает все японское. Некоторые сотрудницы, чтобы к шефу подлизаться, даже ходят на службе в кимоно, и босс им за это много чего хорошего делает. А тем, кто посещает уроки каллиграфии, можно на работу приходить на час позже. Еще им лишние дни к отпуску дают и премии выписывают.
— Небось, все твои коллеги каллиграфией увлекаются, — предположила Валентина.
— Вовсе нет, — ответила Столова. — Трудно это очень, монотонно. Урок длится три часа, отойти нельзя. Но мне ужасно хочется всякие привилегии получить.
Через две недели Марта стала зазывать и Валю на занятия, сказав:
— Для тех, кто у нас не работает, посещения платные. Но я за тебя внесу плату.
Услышав последнюю фразу, Юферева сразу сообразила: дело нечисто. И налетела на Мартину с вопросами. Та сначала не хотела ничего объяснять, но наконец сказала:
— Ладно, слушай, что я придумала. Знаешь, кто преподаватель науки о красивом письме? Егор, мой старший брат. Мы с ним давно не виделись, и никаких родственно-близких отношений у нас с ним, когда я у матери жила, не было. Он мрачный был, общаться не хотел. Если о чем его попросишь, всегда в ответ услышишь: «Занят я. Уроки делаю». Егор золотую медаль по окончании школы получил, в институт поступил и ушел из дома. Уж сколько лет с той поры прошло. Я ничего про него не знала. И вот оказалось, что мы в одном НИИ трудимся. Могли и не встретиться, потому что он преподавал в центральном здании, а филиал, где я работала, в другом месте находится. Наверное, это судьба нас столкнула, теперь мне повезет…
Валентина прервала рассказ, усмехнулась.
— Понимаете? Марта брата узнала, а он ее нет. И немудрено. Когда парень в вуз поступал, сестренка малышкой была, у них разница в возрасте большая. Крошка в девушку выросла, изменилась, да еще волосы покрасила, стрижку сделала… Короче, ничего у Егора при встрече с ней в сердце не торкнуло.
— А имя? — удивилась я. — Ладно бы Маша, Таня, Оля. Но сочетание «Мартина Столова» напомнило бы ему о сестре. Девушка записалась на занятия, значит, представилась педагогу.