Львиное сердце

Инга в упор смотрела на Торопцева. Она отчетливо видела его лицо в сером свете ненастного дня. Красивое, породистое лицо, лишь чуть-чуть испорченное «неправильным» носом. Сегодня на «дяде Лене» не было ни маски, ни парика, ни растительности на лице. Одет он был просто и буднично – в темные брюки и куртку-ветровку. В руке он вертел очки в грубой пластмассовой оправе – наверное, ими он прикрывал приметную переносицу…

Торопцев тоже смотрел на нее, и на губах его змеилась брезгливая усмешка. На мгновение из глубин так долго спавшей памяти всплыло видение далекого детства, послышался мамин голос:

– Ингуся, а это дядя Леня. Он очень хороший, добрый, у него есть красивый дом, и он купит тебе много-много новых игрушек. Хочешь, чтобы он был твоим папой?

И это же лицо глянуло тогда на маленькую Ингу. Тогда оно было молодое, без морщин, гораздо красивее, чем сейчас, даже тогда, в детстве, она понимала, что этот человек красив, но этот красивый человек смотрел на нее так брезгливо, как будто она была не девочкой, а жабой, и от него веяло холодом, как от Снежной королевы. Папа никогда не смотрел на нее так…

– Не хочу, – громко сказала она и увидела, как огорчилась мама. Но Инга все равно повторила упрямо и громко: – Не хочу!

Это давнее воспоминание все изменило. Куда-то исчез страх и мысли о спасении. Осталась только ненависть и мучивший ее вопрос:

– За что вы убили мою мать?

Выражение лица Торопцева не изменилось. Он так же пристально, не дрогнув ни одним мускулом, смотрел на Ингу. И с той же брезгливой усмешкой сказал:

– Это ты виновата в ее смерти.

Инга молчала. Что он несет? Он просто не хочет отвечать на ее вопрос, вот и все.

Но Торопцев неожиданно продолжил:

– Отец назвал меня Леонидом. Это имя означает «подобный льву». Красиво, да? Лев, могучее животное, главный в звериной иерархии, царь! Мне очень нравилось мое имя, и в детстве я много читал про львов. Знаешь, что делает лев, когда убивает другого льва, своего соперника? Он берет себе его самку, а детенышей убивает… Чтобы самка не выкармливала чужое потомство, а принадлежала только ему! «Мое, и только мое!» – таков девиз настоящего льва!

– Какое отношение это имеет к моей матери? – сухо спросила Инга.

– К твоей матери, ишь ты… Это была моя женщина, а не твоя мать! Моя, и только моя женщина! Ее предназначение – быть моей женой, моей любовью, моей львицей! Зачав и родив тебя, она испортила свою жизнь! Она сделала это по недоразумению, по молодой глупости! Я должен был исправить это. Я не собирался делить ее ни с кем. Не хотел, чтобы она принадлежала кому-то еще, она скучала по кому-то, кроме меня, таскалась к кому-то, тратила на кого-то свою любовь, свое время, свое внимание, деньги, в конце концов! И избавить ее от ошибки молодости было моим правом. Право ее хозяина, право льва!

До Инги вдруг дошло. Все, что было ей непонятно в рассказах Али, Сарычева, Баженова, Боба, в том, что вспомнила она сама, вдруг сложилось и стало до примитивности простым. Она поняла…

– Так это вы меня шли тогда убивать? Ребенка?..

Вот кто был личным врагом этого – как его назвать, не человеком же? Вовсе не мама, маму он убил по ошибке… Не папа, да, в тот момент и не папа даже… Его личным врагом была она, Инга.

Аля была права – тогда, на пустыре, убийца стрелял в нее, то есть думал, что в нее… Просто, чтобы убить ребенка, нужно было сначала убрать взрослого, чтобы не мешал…

– Это ты виновата, что Вероника умерла тогда, – повторил Торопцев. – И ты поплатишься за это…

– А Лилечка? – внезапно спросила Инга. – Это ведь вы убили ее. Она тоже что-то отнимала у вас? Любовь матери, которая должна была целиком принадлежать вам, да? Ваша мать до конца жизни горевала о ней… Вам не хотелось делить мать с сестрой?..

– С сестрой? – Холодные глаза Торопцева вдруг полыхнули злым огнем. – Эта уродка не была моей сестрой. У матери был любовник, молодой хлыщ из врачей-ординаторов… Мой отец ни о чем не догадывался, а все вокруг знали и смеялись над ним за его спиной. А он обожал мою мать, он все делал для ее счастья, он жил и работал ради нее… Его можно было понять, ведь моя мать была редкостной красавицей с чудными длинными золотыми волосами… Отец звал ее дриадой, лесной нимфой, златовлаской…

Ингу резануло слово «дриада». То самое слово, которое кричал убийца над телом ее матери… Так вот откуда оно. Оказывается, отец Торопцева называл так свою жену. И сын, судя по всему, тоже звал дриадами своих избранниц. Видимо, Торопцев‐младший и выбирал их по образу и подобию своей матери. Таких же длинноволосых красавиц, таких же «дриад»… Такой была Вероника, ее мать… И Наташка Земляникина, значит, тоже была «дриадой»… Господи, ее-то как угораздило, ведь Торопцев вдвое старше ее? Какие похожие судьбы… Пожалуй, они даже и внешне были похожи, мама и Наташка… Златовласки, лесные нимфы, дриады…