Читаем Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза полностью

Честно говоря, я был шокирован этим разговором даже сильней, чем той сценой у Дэна Брауна в “Инферно”, где великий и ужасный медиевист Лэнгдон в компании главного местного профессора-историка припёрся аж из Флоренции в собор св. Марка искать могилу слепого дожа Дандоло. Который, как известно из школьного курса истории, под конец жизни отправился воевать Константинополь в составе IV крестового похода и так увлёкся процессом, что в Венецию больше не вернулся. Слепой Дандоло ходил с крестоносцами штурмовать Адрианополь, боролся с беспорядочным разграблением византийских богатств (взамен введя грабежи упорядоченные и системные), назначал патриарха латинян, отпиливал в пользу Республики 3/8 территории захваченной Империи… В итоге там он и умер, и был похоронен в св. Софии. Спустя ещё четверть тысячелетия Константинополь захватили войска Мехмета II – Святая София была превращена в мечеть, а могилу Дандоло разграбили и кости дожа скормили собакам, чтобы стереть память о венецианском владычестве в городе. Надгробная плита, которую можно сегодня видеть на хорах Св. Софии, – позднейшее добавление, сделанное итальянцами в ходе реставрационных работ в XIX веке… Всё это, мягко говоря, прописи, а тому, кто не знает, достаточно вбить в Гугл “dandolo tomb”, чтоб за одну секунду просветиться. Но у Брауна два уважаемых профессора, всемирно признанных знатока венецианской истории, часами роются под тёмными сводами Сан-Марко и ищут там могилу, расположенную в Стамбуле.

Впрочем, у Брауна практически в каждом романе Лэнгдон ради сюжетной интриги демонстрирует такие пробелы в образовании, как если б он изучал средневековую историю в школе-коммуне имени Достоевского. А вот рассказ про лучшую в мире “венецианскую пиццу” меня отдельно повеселил.[117]

Дело в том, что единым государством, куда входят и Венеция, и Неаполь, и Рим, Италия стала весьма недавно – в середине 1870-х. А до объединения Италия тысячу лет делилась на разные королевства, герцогства, коммуны и республики, бытовой уклад в которых очень сильно между собой различался.

И, наверное, самым явным антиподом деловитой, рационально устроенной Венеции служил раздолбайский город Неаполь. Где, собственно говоря, и изобрели процесс приготовления сырных лепёшек с добавлением овощей, рыбы или мяса в дровяных печах на открытом огне. Разумеется, такие печи периодически становились причиной городских пожаров. И в рациональной Венеции, где все дома стоят друг к другу впритык, власть, естественно, запрещала использование дровяных печей на открытом огне. Как следствие, никакой традиции готовить пиццу до самых недавних пор в Венеции не было.

Если там в годы туристического бума и завелись какие-то пиццерии, то за единичными исключениями всё это фейк, эрзац и ширпотреб, такой же, как в Калифорнии, а никакие не вековые традиции итальянской кухни. То есть по технологии изготовления и ингредиентам венецианская пицца ближе к нью-йоркской и калифорнийской, чем к неаполитанской.

Традиционная венецианская кухня – это рыба и морепродукты, как и в любом другом островном государстве. Из привозной континентальной продукции местным блюдом можно считать, пожалуй, лишь телячью печень, зажаренную с луком (fegato) и придуманное в XX веке карпаччо из тонко нарезанной сырой говядины. Впрочем, в отличие от рыбы и морепродуктов, карпаччо никаких специфических для Венеции ингредиентов в себе не содержит – рукколу, может, и растят на огородном острове Сант-Эразмо, но говядина точно привозная. Так что единственный прикол поедания карпаччо именно в Венеции – съесть его в том самом Harry’s Bar, где это блюдо когда-то придумано, и не подавиться потом при виде чека.

А возвращаясь к пицце, осталось добавить, что десять лет назад вся остальная Италия догнала по уровню рационализма и сообразительности венецианских дожей эпохи Средневековья. И теперь там по всей стране развёрнута кампания по борьбе за противопожарную безопасность, в рамках которой дровяные печи запрещаются, а вместо них пиццериям предписывается устанавливать угольные… Так что, может быть, на нашем веку “настоящей” неаполитанской пиццы не станет и в Неаполе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Независимый текст

Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза
Лытдыбр. Дневники, диалоги, проза

"Лытдыбр" – своего рода автобиография Антона Носика, составленная Викторией Мочаловой и Еленой Калло из дневниковых записей, публицистики, расшифровок интервью и диалогов Антона.Оказавшиеся в одном пространстве книги, разбитые по темам (детство, семья, Израиль, рождение русского интернета, Венеция, протесты и политика, благотворительность, русские медиа), десятки и сотни разрозненных текстов Антона превращаются в единое повествование о жизни и смерти уникального человека, столь яркого и значительного, что подлинную его роль в нашем социуме предстоит осмысливать ещё многие годы.Каждая глава сопровождается предисловием одного из друзей Антона, литераторов и общественных деятелей: Павла Пепперштейна, Демьяна Кудрявцева, Арсена Ревазова, Глеба Смирнова, Евгении Альбац, Дмитрия Быкова, Льва Рубинштейна, Катерины Гордеевой.В издание включены фотографии из семейного архива.Содержит нецензурную брань.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Антон Борисович Носик , Виктория Мочалова , Елена Калло

Публицистика
Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трёх эпох Интернета в России
Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трёх эпох Интернета в России

Михаил Визель — переводчик с итальянского и английского, журналист, шеф-редактор портала «Год литературы».Первая студия веб-дизайна, первое регулярное веб-обозрение, первая профессиональная интернет-газета, первое новостное агентство, первый блог, первый благотворительный интернет-фонд… Антон Носик всё время создавал что-то новое. Вся его повседневная деятельность была — по Маяковскому — «ездой в незнаемое», он всё время проверял: а так — можно? а что будет, если так?..Но эта книга — не только биография Героя своего времени, в ней отражено само Время: невиданная свобода девяностых, зарождение и развитие Рунета, становление новых медиа в нулевых, феномен блогосферы… Множество собранных свидетельств очевидцев и непосредственных акторов создают выпуклый и детальный портрет не одного человека — но целой эпохи.Внимание! Содержит ненормативную лексику!

Михаил Яковлевич Визель

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / ОС и Сети, интернет
Дорога на Уиган-Пирс
Дорога на Уиган-Пирс

«Когда я сажусь писать книгу, – признавался Оруэлл, – я не говорю себе: "Хочу создать произведение искусства". Я пишу ее – потому, что есть какая-то ложь, которую я должен разоблачить, какой-то факт, к которому надо привлечь внимание…» Именно так были написаны четыре автобиографические повести Оруэлла, составившие эту книгу.«Славно, славно мы резвились» – о детстве и учебе в школе Св. Киприана; Оруэлл говорил, что он «перенес в фантастический "Лондон 1984" звуки, запахи и цвета своего школьного детства», а «страдания учеников в английских школах – аналогия беспомощности человека перед тоталитарной властью».«Фунты лиха в Париже и Лондоне» – об изнанке жизни на задворках блистательного Парижа, где он работал посудомоем в отеле, и о мире лондонских бродяг и нищих, среди которых Оруэлл прожил три года, ночуя под мостами и в ночлежках для бездомных…«Дорога на Уиган-Пирс» – о севере Англии, одновременно поэтичном и индустриальном крае, и о тяготах жизни шахтеров, рабочего класса, «униженных и оскорбленных», – к чьим страданиям писатель-социалист не мог остаться равнодушен.Наконец, «Памяти Каталонии» – пожалуй, один из самых обжигающих и честных его текстов, – о гражданской войне в Испании, куда Оруэлл уехал воевать ополченцем.В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Джордж Оруэлл

Проза
Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки
Попасть в переплёт. Избранные места из домашней библиотеки

*НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ КОЛЕСНИКОВЫМ АНДРЕМ ВЛАДИМИРОВИЧЕМ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА КОЛЕСНИКОВА АНДРЕЯ ВЛАДИМИРОВИЧА.Андрей Колесников – журналист и политический аналитик, автор нескольких книг, среди которых мемуарный том "Дом на Старой площади". Лауреат ряда профессиональных премий, в том числе Премии имени Егора Гайдара (2021) "за выдающийся вклад в области истории"."По Борхесу, библиотека – это Вселенная. А домашняя библиотека – это вселенная одной семьи. Она окружает как лес. Внутри этого леса, под корой книг-деревьев, идет своя жизнь, прячутся секреты – записочки, рисунки, троллейбусные билеты, квитанции на давно исчезнувшие предметы одежды. Книги, исчерканные пометами нескольких поколений, тома, которыми пользовались для написания школьных сочинений и прабабушка, и правнук. Запахи книг многослойные, сладковатые и тактильные ощущения от обложек – это узнавание дома, это память о семье. Корешки собраний сочинений – охрана от враждебного мира. Стоят рядами темно-зеленые тома Диккенса и Чехова, зеленые Гоголь и Тургенев, темно-красные Драйзер и Фейхтвангер, темно-голубой Жюль Верн и оранжевый Майн Рид – и держат оборону. Жизнь продолжается…"В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Андрей Владимирович Колесников

Биографии и Мемуары

Похожие книги

10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное