Магия Голоса

Не в силах даже пошевелиться под его тяжестью, я терпела шарящие по мне, изучающие, ненавистные руки. Понимая, что сейчас буду изнасилована, я собрала все свои внутренние резервы и выдержку, чтобы смириться с этим, и как-то пережить.

Он запустил свою руку за пояс моих штанов и, безошибочно найдя самое чувствительное место, с внимательным интересом наблюдая за моим лицом, со всей силы, очень больно ущипнул меня там.

Зажмурилась от боли, сквозь выступившие слёзы плохо различая склоненное надо мной лицо. Отвращение и острое желание оттолкнуть, самопроизвольно отразилось в Голосе, когда я фыкнула:

— Фу! — и как только почувствовала, что на какое-то время Владыка невольно отшатнулся, освобождая мою грудную клетку от своей тяжести, набрала в лёгкие побольше воздуха. Со всей Силой, на которую способна, не думая о резерве и последствиях его полного опустошения, послала Зов, крича во всю мощь так, будто хочу дотянуться до звезд:

— Го-о-о-о-ру-у-у-ус!!!

И потеряла сознание прежде, чем рука, не сразу опомнившегося Владыки, схватившая меня за шею, успела её сдавить.

* * *

Я приходила в сознание мучительно медленно, не понимая, где нахожусь. И так же медленно вспоминала, что со мной произошло.

Когда-то, по глупости, я сама хотела умереть, а теперь, тихо радовалась, что жива. Ведь у меня есть Горус, близкие, друзья, а еще музыка и песни, благодаря которым я нужна многим. Жить это здорово! Хотя очень пугают холод и слабость, не дающая возможности пошевелиться, и то, что никакие звуки и запахи не пробиваются в моё сознание.

Не знаю, сколько времени я находилась в таком состоянии, но, в какой-то момент, очередная попытка открыть глаза, увенчалась успехом. Приподняв веки, сквозь ресницы, с облегчением увидела склонённое надо мной испуганное лицо Горуса. Кажется, он опять меня спас. Хотелось улыбнуться ему, но губы меня не слушались.

Его губы шевелились, наверное, он что-то говорил… но я не слышала. На его лице появилось отчаянье. А я поняла, что все мои органы восприятия потеряли чувствительность из-за абсолютно пустого резерва Силы и, наверное, даже частично заимствованной и израсходованной энергии ауры, именно поэтому мне так холодно.

Как сказать Горусу, что у меня в застёгнутом кармане штанов лежит кристалл-накопитель, выданный Эдмунизэлем перед вторжением орков? Сосредоточившись, прикладывая запредельные усилия, от которых темнело в глазах, еле шевеля губами, на грани слышимости прошептала:

— Кристалл…

Он не услышал, не понял. Но увидел шевеление моих губ и поднёс к ним своё ухо.

Прикрыв глаза и отдохнув, я снова собралась с силами, и шепнула:

— Кристалл… карман…

Он с несчастным, непонимающим лицом замер надо мной. По его шевелящимся губам я поняла, что он услышал меня и повторяет слова «кристалл», «карман». Вдруг, радость понимания озарила его глаза, и он исчез из моего поля зрения. Через некоторое время я снова увидела его лицо и его пальцы, сжимающие кристалл. Он наклонился, снова прижав ухо к моим губам.

— Сжать в ладони… — прошелестела я.

Он сжал кристалл в своей ладони и недоумённо уставился на меня. Если бы у меня были силы, я бы, наверное, смеялась до слёз. Так, посидев некоторое время и ничего не дождавшись, до него, наконец, дошло, что ладонь должна быть моя. Положив кристалл мне на ладонь, собрав мои пальцы в кулак, он сверху накрыл его своей ладонью.

Я, опять закрыв глаза, сосредоточилась на горячем, ярком комочке, зажатом в руке. Потянулась к нему с голодной жадностью, представляя, как это тепло переходит ко мне и, согревая, разливается по моему замерзшему телу. Постепенно, кристалл из горячего стал тёплым, а потом и холодным, а ко мне вернулись все звуки, запахи и ощущения мира.

Я поняла, что все ещё в кибитке, которая движется, что Горус, полным отчаяния голосом, шепчет:

— Душа моя… любимая… ненаглядная… единственная… скажи, что ещё надо сделать?..

— Горус, поцелуй меня… — прошептала я в ответ.

Он застыл, широко открыв глаза, а потом очень осторожно, мягко, нежно коснулся губами моих губ. Я, довольно улыбнувшись, сказала:

— Ну вот, теперь мне гораздо лучше.

А он, уткнувшись лицом мне в живот, со стоном произнёс:

— Душа моя, с тобой мне, точно, не грозит смерть от старости. Я уйду за грань гораздо раньше. Так часто и так сильно меня пугать, ещё никому никогда не удавалось, и боюсь, моё сердце однажды не выдержит.

— Горус, я не виновата… — начала я оправдываться.

— А я тебя и не виню, это моя вина. Я должен был не спускать с тебя глаз. Ведь чувствовал, что всё не так, как кажется, — целуя мои глаза, лоб, нос, губы, сказал он. — Скажи, хочешь что-нибудь? Есть? Пить?

— Сесть, — ответила я.

Он помог мне сесть, и я, посмотрев вокруг, вздрогнула от увиденного. На соседней полке, в луже крови, с перерезанным горлом так, что голова практически была отделена от тела, лежал совершенно голый Владыка.