Магия тени

Мебель внутри — деревянная, плетеная, частью — из того же Мошука: прежде городские мастера продавали в Эллор изрядное количество плетеных ларей, сундуков, шкатулок, стульев, колыбелек. В последнее время эльфы сообщались с Мошуком редко.

Умма налила сливового компота, подвинула к Олю плетенку с лепешками, горшочек с жидким липовым медом, глиняную миску с поздними яблоками — сочными, красно-зелеными.

— А где Аррин? — спросил гласник, хотя понятно было, что племянник Уммы не дома. Носится где-нибудь с друзьями, верно. Или гостит у родителей Кинфера в соседнем поселке. После того как старики потеряли сына, они еще сильнее привязались к спасенному им мальчишке.

Поняв, что остался с подругой наедине, Оль немного смутился. Когда-то давно, еще в первый школьный год, он, помнится, глядел на Умму с вовсе не дружеской заинтересованностью, хотя она этого не замечала. Впоследствии Оль как будто выбросил из головы то полудетское увлечение, но после смерти Кинфера временами думалось: а вот если бы тогда…

Впрочем, теперешние их отношения с Уммой были такими доверительными, теплыми, почти родственными, что вздумай сама магичка преподнести Олю подобный подарочек — он бы, пожалуй, шарахнулся до самого Мошука, причем шарахнулся бы совершенно искренне.

А все-таки непрошеные мыслишки нет-нет да и мелькали.

— Аррин умчался в соседнее селение, — Умма говорила ровным тоном, но близкому человеку становилось ясно, что она недовольна, — сказал, что ему слышится голос встревоженных деревьев оттуда и что он должен встретиться с тамошней Старшей.

— Голос деревьев, — крякнул Оль и окунул лепешку в мед.

— Ты же знаешь, ему все время слышится разное. И Старшие не считают это блажью! Эльфы Аррина слушают, очень слушают, временами нарочно посылают за ним из других деревень, чтоб он приехал и поговорил… с чем-нибудь.

Оль исподлобья бросил взгляд на маленький писчий столик, на котором стояли громадные часы. Внутри у них был не песок, а серая зола.

Проследив его взгляд, Умма грустно спросила:

— Я раздражаю вас своими причудами, да? Всех вас: и тебя, и Шадека, и…

— Нет, не раздражаешь. Удивляешь только... Сильно. Вот, к примеру, когда ты упихала прах нашего друга в песочные часы — мы очень удивились, прям в один голос, хоть и разными словами.

— Но Аррин же слышал его!

Оль сделал вид, что его внимание поглощено лепешкой. Конечно, одно дело — просто верить в существование демонов, и совсем другое дело — выслушивать блажь семилетнего ребенка: дескать, вашего друга убил именно что демон, а прах ребенку про все это поведал. Если бы Оль услышал что-нибудь подобное в своем городе — тут же определил говорящего в опасные безумцы и велел страже послеживать за этим человеком, будь он хоть дитем семилетним, хоть давней подругой.

Однако после того случая, четыре года назад, никаких опасных странностей за Уммой больше не замечалось, а то, что Аррин слышал жучков, солнечный свет и всякое прочее неслышимое — так иди его пойми, что там может сильный маг, которого воспитывают эллорцы. И который, между прочим, еще в прошлом году, в день своего десятилетия, должен был отправиться в Школу, в доучебные детские жилища.

Только к тому времени не брала больше Школа учеников. А теперь и вовсе… Одной Божине ведомо, какая судьба ожидает необученных магов! Особенно сильных, вроде Аррина, которые без руководства мудрых наставников могут наладиться применять свой дар не пойми как. И особенно слабых, самых незащищенных, которые без школьной учебы не могут почти ничего.

— Хорошо, что ты пришел, — сказала Умма и тут же с обидой добавила: — Бивочка даже не заглянула ко мне, когда была здесь в последний раз.

— Она говорит, ты сильно изменилась, — неохотно ответил Оль и отодвинул чашку.

— Наверное. А она не изменилась? Ты ее узнаешь вообще?

— Почти то же самое она о тебе спрашивает. Ей вот не по нраву, что ты взяла да закрылась в Эллоре. И дружба с Тахаром твоя тоже ей не по нраву, хотя я в толк не возьму, отчего.

— Ты скажи, Оль, разве в прежние времена она бы осудила меня за это? Или за что бы то ни было другое? Прежде она все понимала, теперь же только осуждает впопыхах. Теперь она рубит сплеча и не дослушивает до конца даже тех, кому нужна ее помощь. Она стала очень нетерпимой. И в то же время — очень… действенной.

Умма провела руками по лицу.

— Не будем о плохом. Не хочу. Пойдем на посиделки, да? — Она слабо улыбнулась.

Оль кивнул и поднялся из-за стола.

— Никогда бы не подумала, что тебя интересуют эльфийские обычаи, — продолжала Умма по дороге, — я имею в виду — вот такие обычаи, как эти осенние посиделки у костра вместе с предками.