Длинный гестаповец свернул, прошел мимо торговцев иконами, толкнул какого-то старичка в широкополой черной шляпе, старик уронил богоматерь, гестаповец не заметил этого; он больно толкнул цыганенка в бок носком сапога — будто бы невзначай. Цыганенок поднял свое громадноглазое лицо, увидел длинного и, словно нутром поняв опасность, стал отползать. Потом поднялся и юркнул между торговцев кормами для голубей, которые стояли рядком против тех, кто был с иконами, — и только людское море голов зашевелилось там, где он пробегал.
«Вот! — резануло Вихря. — Вот оно!»
— А-а-а! — заорал он, что есть силы ударив «слепца» по очкам, и ринулся в сторону, противоположную цыганенку, сшибая руками и ногами лотки с прошлогодней желтой капустой, ударяя встречных людей по лицам так, чтобы сделать толчею. Рынок зашумел, поплыл; заверещали свистки полиции; кто-то пронзительно закричал у него за спиной; резануло длинным, истошным криком — началась паника. Где-то испуганно заржал конь. Хлестнул выстрел, другой...
Вихрь бежал, согнувшись, выставив вперед голову, сдирая с себя на бегу синий пиджак — первую примету. Он бросил пиджак под ноги, кто-то ринулся за ним, увидел, как к пиджаку потянулись руки, как на пальцы обрушилась чья-то здоровенная ножища, но крика уже не было слышно, потому что кричало и вопило все вокруг.
Вихрь на мгновение поднял голову: ему надо было определить, куда несло толпу. Люди, может быть, хотят иного, каждый в отдельности, но толпа есть толпа — у нее свои законы. Рынок несло к узенькому, стиснутому трехэтажными домами проходу — улице Святого Павла. Вихрь заработал локтями, чтобы попасть туда одним из первых, проскочить к Плантам, а там уцепиться за какую-нибудь повозку и вырваться из города. Вихрь сорвал с головы бежавшего рядом старика шляпу, на бегу смял ее, нахлобучил на голову. Его вынесло к Плантам, он перебежал трамвайные пути и увидел, как по улице, что вела к вокзалу, затрещали мотоциклы полиции. Полиция преграждала путь и на той улице, которая была заставлена повозками.
«Сволочи! Сработали! — мелькнуло у него в голове. — Кольцо, не вырвусь! Они все оцепляют!»
Он глянул вправо — там разворачивался грузовик с крытым зеленым кузовом; из него черными комьями вываливались полицейские.
Мелькание в глазах вдруг сменилось замедленным видением — как в предсмертный, последний час. «Парикмахерская» — медленно проплыли перед глазами буквы чуть подальше парадного входа гостиницы.
Каким-то последним, холодным, отчаянным разумом Вихрь толкнул дверь; остро дзенькнул звонок. Парикмахер, побледнев, шагнул навстречу.
Мгновение Вихрь стоял на пороге, а потом медленно сказал:
— Я бежал из гестапо. Это ищут меня.
У Палека
Седой привел Аню к Палеку. Он провел ее в старую баню. Здесь пахло дубовыми бочками, пенькой и каким-то особым, далеким, но знакомым Ане рыбацким запахом: то ли дегтем, то ли прошлогодней вяленой рыбой. Этот запах, знакомый Ане по тайге, вдруг успокоил ее: так бывало у отца, в зимовьях, где он останавливался, если шел белковать на сезон.
— Сядь, девка, — сказал Седой и, достав большой клетчатый платок, вытер лицо. — Сядь, — повторил он, засветив огарок тоненькой церковной свечки.
Аня огляделась и вздрогнула: у стены сидели женщина, парень в крагах и девушка, которая ехала следом за ней и Мухой на велосипеде, когда они шли в лес.
— Сядь, — повторил Седой еще раз, — сядь и отдохни. Здесь твои друзья, если ты — та девка, которая должна прилететь с рацией.
— О чем вы говорите? — пожала плечами Аня. — Вы меня путаете с кем-то.
— Ладно, — сказал Седой, — не болтай. Ты этих людей не знаешь, они знают тебя.
— Где Андрей?
— Твой Андрий в абвере.
Аня поднялась и прижала руки к груди.
— Что?!
— Да-да, в абвере, — повторил Седой.
— Его арестовали?
— Нет. Он стал их другом.
Аня усмехнулась.
— Что-то я не понимаю, о чем вы все говорите. Какой Андрей, какой абвер? Вы меня путаете, честное слово. Я тетю ищу. Тетю из Курска, понимаете?
— Перестань валять дурочку. Мы не шутим, — сказал Седой, — мы твои друзья. Мы ждали вас, нам говорил про вас Андрий, когда прилетел. Это дом Палека, это ваша явка. Мы друзья тебе, друзья, пойми.
— Вы меня с кем-то путаете, честное слово, — засмеялась Аня, — мне жить негде, я тетю ищу. Андрей меня и приютил.
— Не валяй дурака. Ты и остальные члены вашей группы должны были прийти в дом к Станиславу Палеку, что на Грушовой улице, и передать ему привет от его сына Игнация, полковника Войска Польского.
— Я его сын, — сказал парень в крагах. — Сын Игнация, внук Станислава. Ты у нас в доме.
Аня оглядела всех людей, собравшихся сейчас в этой маленькой баньке.