– В двадцатых – сороковых годах, мы с мамой и отцом, жили во Франции. Мама работала в издательстве, а я была манекенщицей. Когда, в 1940 году, немецкие войска оккупировали Францию, моя мама, Агата Кузьменко, как и сотни русских эмигрантов, вступила в ряды французского сопротивления (Resistance), а конкретно, в подпольную организацию «Гражданская и военная организация», сокращённо – OCM (Organisation Civile et Militaire). Возглавлял эту организацию полковник Альфред Туни, а генеральным секретарем была княгиня Вера Оболенская («Prinzessin Viki»), с которой моя мама вместе работала еще в книжном издательстве Жака Артюи, организатора французского подполья. Вместе с княгиней Вики и другими членами подполья, они занимались сбором информации по строительству немцами оборонительной системы «Атлантический вал». Однако в рядах подпольщиков появился предатель. Его звали Луи Селин, кстати, Владимир должен его помнить, поскольку он был частым гостем в семье его тети Елизаветы. Княгиня вычислила предателя, и предупредила других членов подполья, и она же порекомендовала маме уехать в Германию, к нашей общей знакомой Марте, которая жила на тот момент в Германии. Однако, самой Вике, спастись не удалось. В 1943 году ее арестовали. Ни какие невзгоды не смогли сломить волю этой прекрасной женщины. Её высоко порядочные жизненные принципы были непоколебимы перед пытками фашистских палачей. В гестапо ей дали прозвище «Prinzessin – ich weiß nicht» («Княгиня – я не знаю). Не добившись от княгини никаких признательных показаний и не склонив ее к сотрудничеству с нацистами, в августе сорок четвертого года, ее гильотинировали. Мы с мамой обязаны жизнями этой прекрасной женщине. Я знаю, что у нее остались родственники во Франции, и хочу, что бы Вы попытались их найти, и оказать им всестороннюю помощь, если они в ней нуждаются. Всю информацию я Вам подготовлю, – закончила свой рассказ Люси Махно.
– Вы, конечно, понимаете, что выезд во Францию, не такое уж простое дело. Тем более, вызовет определенные сложности и тот аспект, что мне придется наводить справки о необходимых людях. Но, я Вам обещаю, что при любой возможности, исполню Вашу просьбу, – очень серьезно заверил я Елену Нестеровну.
– Благодарю Вас, за обещание, и отношусь к этому с пониманием, – в ответ сказала она, – А расскажите, Никита, как Вам удалось найти этот клад?, – вдруг спросила она.
Я поведал, как Владимир Леонтьевич, рассказывая о своих мытарствах, сначала упоминал о кладах, а затем, передал мне необходимые сведения и карту, места схрона клада.
– Остальное было делом техники, – улыбнулся я, – Однако, есть еще один схрон, но найти его будет практически не возможно. Дело в том, что картой является кусок кожи, с выжженными на нем цифрами и знаками. Как подступиться к разгадке этой тайны, ума не приложу, – посетовал я.
– Мне кажется, я смогу Вам помочь в разгадке этой тайны, – задумчиво и о чем-то вспоминая, сказала дочь Махно, – Мне необходимо кое-что проверить. А завтра, мы с Вами встретимся, и продолжим наш разговор, – подытожила она.
На следующий день мы встретились, и отправились на прогулку в парк Женис. Елена Нестеровна продолжила рассказ о княгине Оболенской и с каждым ее словом, я впечатлялся судьбой этой русской женщины. Тогда, я дал себе слово, что обязательно найду родственников «Prinzessin Viki». Прогулявшись по парку, мы присели на скамейку. Елена раскрыла сумочку – ридикюль, и извлекла оттуда вещицу, оказавшуюся записной книжечкой в кожаном переплете. Книжка была старая, с пожелтевшими листками бумаги. Внутри книжка была исписана стихами, цитатами и прочими заметками.
– Это единственная вещь, оставшаяся у нас с мамой еще с тех далеких времен, когда мы жили во Франции. Сотрудники МГБ, после тщательной проверки, не нашли в ней ничего крамольного и оставили ее маме. Она дорожила ей, говоря, что в ней сохранена вся романтика ее натуры. Кстати, здесь есть и стихи моего отца, – сказала она и стала искать их в книжке.
«Проклинайте меня, проклинайте,
Если я вам хоть слово солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал.
За тебя, угнетенное братство,
За обманутый властью народ.
Ненавидел я барство и чванство,
Был со мной заодно пулемет.
И тачанка, летящая пулей,
Сабли блеск ошалелый подвысь.
Почему ж от меня отвернулись,
Вы, кому я отдал свою жизнь?
В моей песне ни слова упрека,
Я не смею народ упрекать.
От чего же мне так одиноко,
Не могу рассказать и понять.
Вы простите меня, кто в атаку
Шел со мною, и пулей сражен,
Мне б о вас полагалось заплакать,
Но я вижу глаза ваших жен.
Вот они вас отвоют, отплачут
И лампады не станут гасить…
Ну, а батько не может иначе,
Он умеет не плакать, а мстить.
Вспоминайте меня, вспоминайте,
Я за правду, за вас воевал…»
Н. Махно 1921 г.
–, грустно и почти шёпотом, прочитала Елена стихи своего отца.