Макорин жених

– Не откладывай, Ефимушко, уговори Егорка-то. Нужен он нам будет со всех сторон. Не

тяни, а то уедет опять на лесозаготовки, не повернешь его...

3

Егор ушивал валенки. Из старых обрезков кожи он подбирал запятники, обсоюзку.

Лоскутки были разные – и черные, и желтые, и хромовые, и русской кожи, пропитанные

дегтем. За этим занятием его застал Ефим Маркович. Егор застеснялся, отложил валенок в

угол, чтоб не видно было, занялся цигаркой. От Ефима и это не укрылось. Он с нарочитым

интересом взял отложенный валенок и стал рассматривать Егорове мастерство.

– Ловкие у тебя руки, Егор Павлович. Ишь, как навострился: из дерьма козульку

стряпаешь. Да, довели мужичков до ручки, нечем катанки подшить.

Егор закашлялся от чрезмерной затяжки, повернулся лицом от света.

– Валенки-то барахло, выбросить бы их надо, да я думаю: в лесу еще потаскаю в

оттепель, не что и надо...

– В оттепель, конечно, – согласился Ефим. – Да ты зря-ко мне не придешь, свой ведь... У

меня есть кожа, добрая. Не только на обсоюзку, вовсе сказать, я бы тебе на полные калоши

дал. И подошвенная имеется. Вот погоди-ко, я схожу.

Не дав Егору слова произнести, он юркнул за дверь и через две минуты возвратился со

свертком.

– На-ко, соседушко, чего нам считаться, свои люди...

Он развернул сверток. Мягкий, хорошо выделанный товар скрипел под пальцами. Среди

«передов» оказался и кусок подошвы. Ефим пощелкал по коже ногтем, взял её на перегиб.

– Век носиться будет! Своей выделки, на совесть...

Он положил кожевенное добро перед Егором.

– Бери. А буде не хватит, так ещё возьмешь. У меня не в потребиловке, паевой книжки не

надо...

– Да что ты, Ефим Маркович, убери-ко... С чего это ты меня одолжаешь? Я не нищий,

чтобы по миру собирать...

– Какой ты ежистый, Егор Павлович, не пойму я тебя. Со всей душой к тебе, вовсе

сказать, по-родственному, а ты... Давай без счет. Заодно нам с тобой надо, свои люди...

Ефим Маркович сел к окну, облокотился.

– Хорошо, соседушка, заживем, когда развернемся вовсю. Ты в колхоз не идешь, верно

делаешь. Этот огород на один оборот. Подурят да одумаются. Рассыплется всё. Видано ли

дело – в одном дому семеро хозяев. Пустая блажь. Вот увидишь, достукаются до ручки и к

нам же с поклоном придут. А у нас к той поре и в мошне капиталец будет, и хозяйство

раздуем. С умом да с молитвой натворим такого, старики не поверят... Так-то, соседушка. Ты

подумай, о чём я говорю. Неволить я тебя не хочу, вовсе сказать, ты, сам большой. А подумай

и приходи ко мне. По-хорошему да по-родственному и завернём дельце...

Егор курил и курил. Он не поддакивал и не возражал. Слушал. В душе его боролось два

чувства. Одно говорило: выгони ты, Егор, этого белоглазого уговорщика. Чего он тебя

улещает? Не к добру это, ужли не видишь, какой он липкий человек... А другое возражало:

что он лихого тебе сделал? Учит уму-разуму, не на злое наставляет. Мастерством заняться

худо ли? Крепким хозяином будешь, горя знать не придется. Кожевенный промысел

наживной. Не отказывайся, Егор...

У Ефима Марковича терпения достаточно, и он твердо усвоил совет Платониды: Егора

надо взять в свои руки. Он то красочно расписывал выгоды затеваемого дела, то пугал Егора

колхозами, сулил ему всяческие беды и напасти, буде он не прислушается к словам сведущих

людей. Егор молчал. И трудно было понять, что у него на душе. Ефим Маркович решил, что

на сегодня достаточно. Распрощался. Сверток кож остался в углу на лавке.

Глава пятая

МИТЯ-КОМСОМОЛЕЦ ДЕРЕВЕНСКИЙ

1

Не напрасно Платонида вспомнила Митю. Он давно уже стал ей бельмом на глазу.

Деревенский комсомолец, он не переносил Платонидиного святошества и при всяком

подходящем случае высмеивал её. Она смиренно вздыхала и медвяным голосом возносила

молитвы богу, чтобы тот вразумил и наставил заблудшего младенца. Это ещё более

распаляло Митю. Какой же он младенец, если за его плечами высшее начальное училище и

школа второй ступени!

Окончательно Платонида возненавидела Митю после диспута в сельсовете. Этот диспут

он затеял вместе с друзьями-комсомольцами. С юной горячностью они взялись за его

устройство. На обороте старого плаката намалевали: «Диспут. Есть ли бог?». Вывесили эту

афишу у крыльца потребиловки. В назначенный час помещение сельсовета оказалось

переполненным. Митя, хотя и волновался, но был твердо уверен в победе. Ещё бы! Не зря же

он прочитал книжку Емельяна Ярославского и ещё кучу брошюр о боге и сущности религии.

Ему было совершенно ясно, что бога нет и быть не может. Он предвкушал тот момент, когда

припрет к стенке попов, если они придут. Но попы на диспут не пришли. Что ж, сказать по

правде, Митя в глубине души был этим доволен, хотя сам себя старался уверить в обратном.

Говорил он горячо и с подъемом. Приводил неотразимые, казалось ему, примеры

противоречий из библии, ссылался на научные авторитеты, старался как можно доходчивее