Утренний лесной воздух после душного барака распирал легкие, кружил голову. Юра шагал по тропке вдоль просеки, чувствуя, что с каждым движением все сильнее расходилась по жилам кровь. Снег под ногами приятно поскрипывал. Над головой, в вершинах огромных елей, слегка пошумливал предутренний ветерок. Лесорубы шли гуськом друг за другом, изредка перекидываясь словами. Тропка круто свернула в сторону, опустилась в овраг, снова устремилась на пригорок и, вынырнув из лесу на просторную поляну, исчезла среди мятого снега. Пришли в лесосеку, центр которой определяла высокая стройная ель с очищенными до вершины сучьями, укрепленная растяжками из металлического троса. Чуть в сторонке, под навесом из лапистых еловых прутьев, стояла лебедка, к ней тянулись провода от передвижной электростанции, все в снежном инее, словно в пуху. И как раз в тот момент, когда Юра остановился на полянке, электростанция загудела, и в лесу вспыхнули гирлянды мощных электрических ламп. Стало светло, будто днем. Мастер Иван Иванович коснулся метром Юриного плеча.
— Ты, слышь, иди в бригаду к Бызову, парнечок…
Оглядев фигуру юноши, мастер покачал головой.
— В пальто и ботинках, работничек…
Юра пошел к человеку, возившемуся с тросом, на которого указал мастер. Он узнал в нем того самого кудлатого молодца из запечного жилья, что предпочитал маленький Ташкент большой Колыме.
— Куда тебя, не знаю, и поставить, — скосил глаз бригадир. — Иди-ка, братец, пока в махальщики. Вон по той линии становись, девки укажут. Эй, девчата, возьмите в свою компанию, может, сгодится…
Что за специальность такая — махальщик, Юра и понятия не имел, но он послушно отправился к группе девушек у костра.
— Принимаете, красавицы?
— Мужик, вроде, ничего, как не принять…
— А чем же мне махать?
— Можешь шапкой, а то возьми прут полапистее.
— Да ты чего же, товарищ, в ботиночках? Тут не «сковородка», отморозишь ноги-то…
Юра смущенно буркнул что-то в оправдание.
Вечером, когда возвращались с работы, Васька Белый, заметив Юру, забавно вытянулся в своем овчинном архалуке.
— Как сегодня дела, товарищ уполномоченный?
Юра, весь озябший, голодный, ответил невнятно, прошел мимо. Старик неодобрительно глядел ему вслед.
— Чего бормочешь, главный диспетчер? — спросил весело Бызов. — Принимай рапорт…
Васька строго отмахнулся.
— Отдашь товарищу уполномоченному. Он меня выше. Ишь, в ботиночках, сердечный, околел, надо быть, за день-то…
В бараке картежники, окутанные табачным дымом, страдали за столом. Похоже, что они с ночи так и не прекращали игру. Лица у всех позеленели, щеки запали. У лысоголового уши вместо розовых стали сизыми и обвисли, как тряпки. Но он продолжал шлепать картами по столешнице, алчно поглядывая на кон. Игра не прекратилась даже и тогда, когда лесорубы приступили к ужину. Игроки только потеснились к концу стола.
Юра, заглянув в свой чемоданчик, обнаружил, что он пуст. Маменькины подорожники исчезли. Не раздеваясь, он лег на нары, нахлобучил шапку на лоб. В тепле заныли пальцы на ногах.
— Приятель, а приятель…
Сквозь дрему Юра почувствовал, что его дергают за полу пальто. Открыл глаза. Над ним наклонился Бызов.
— Ты что на голодуху завалился? Цыган, брат, приснится на пустое-то брюхо.
— Пусть снятся хоть сто цыганов.
Юра отвернулся, стараясь прикрыть лицо воротником. Бызов ловко подхватил его рукой за шею, посадил на нарах, сам сел рядом, сказал строго:
— Ты дурака не валяй, молодой человек. Здесь маменьки нет, чтоб за тобой ухаживала. Станешь кочевряжиться, добра не будет…
Юра с недоверием смотрел на Бызова. Кудлатая нечесаная голова, загрубелое обветренное лицо с крупным сизоватым носом, нависшие брови, татуировка на бицепсах — портрет, прямо скажем, далеко не привлекательный. Но в глазах, серых, грустноватых, Юра прочел настоящее человеческое участие. И он виновато улыбнулся. Сказал с нарочитой грубоватинкой:
— Не кочевряжусь я. Видишь, все продовольственные ресурсы…
Он присвистнул, открыв чемодан.
— Понятно. — Бызов произнес это слово так, будто иного ничего и не ожидал. — А деньжата у тебя есть? Хоть на пропитание…
— Немного есть.
— Иди сейчас же в лавку, пока не закрыли, — тоном приказа сказал Бызов, — а то утром и червячка заморить нечем будет, какой ты тогда работник…
Юра встал и вышел из барака. Бызов погрозил кулаком картежникам.
— Оставили парня голодным, псы…
Те дружно захохотали.
— Пущай ему мамка пришлет свежего…
— Опять полакомимся…
— А ты в шефы к нему записался? Ублажай его, они, чистюли, это любят…
— Он знает, чьи пятки чесать, чует, где отвалиться может…
Бызов крепко выругался, залез в свой маленький Ташкент за каленой печкой и захрапел.
НЕУДАВШИЙСЯ СТУДЕНТ В ЛЕСНОЙ ДЕЛЯНКЕ
Все случилось очень просто. Папа сгоряча сказал, что теперь остается одно — идти на лесозаготовки. Юра, водивший пальцем по затускнелому стеклу, резко обернулся и устремил на отца упрямый взгляд.
— Хорошо, я пойду на лесозаготовки…