Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Подводя итоги балканского кризиса, Д. Сиджански ставит риторический вопрос: возможно ли во имя реалистической стратегии отказаться от защиты ценностей Запада, защиты Европейского Союза, союза многонационального, где сосуществуют разные религии и для которого характерно многообразие культур? Будущему веку он оставляет дилемму, затронутую еще К. Дойчем: если нация — это «густая сеть качественных коммуникаций», то будет ли оказывать содействие интеграции дальнейшее развитие коммуникационных систем и не сделают ли информационные технологии поворот к неоимпериалистической пропаганде?

Опасности, которые несут с собой процессы глобализации, привели к тому, что даже в наиболее развитых и социально стабильных странах Запада (несомненных лидерах в процессах глобализации) четко прослеживается тенденция к реставрации историко–этнических символов, местных традиций и культурных особенностей, то есть, тенденция к основам той социальной идентичности, которая базируется на цивилизационных основах. Для многих они становятся неотъемлемыми чертами индивидуальной и групповой идентичности, непосредственно ощущаемыми «гарантами» ее устойчивости330.

Описывая процессы глобализации, У. Альтерматт ссылается на замечание А. Турена о том, что, если страны Запада решили «социальный вопрос», там снова встал вопрос национальный, что обернулось «дебатами об идентичности»331

. При ослаблении в секуляризированных обществах традиционных связей национализм превращается в своеобразную «политическую интеграционную религию», которая выполняет компенсаторную функцию и несет соответствующую эмоциональную нагрузку.

Вторая половина XX в. привнесла в разнообразие социально–политических потрясений еще одно — т. наз. этническую мобилизацию332, или этническое возрождение — крайне сложный и неоднозначный феномен, который, не будучи, конечно, общественным недомоганием (и скорее даже наоборот), своими «побочными действиями» приводит ко множеству драматических изменений в обществе

333. Сущность этого явления, которое Западная Европа (и западная цивилизация в общем) ощутила на себе со всей полнотой, состоит в значительном повышении роли этнонациональных факторов в общественных процессах, возрождении интереса к этнической культуре, языку, обычаям, традициям, образу жизни на фоне возрастающей интернационализации экономического и социально–политического бытия, глобализации человеческой деятельности. На рубеже 1960–1970‑х гг. этнонационализм вспыхнул с новой силой в Западной Европе, вовлекая в себя все новые и новые народы334

.

Последние десятилетия XX в. можно охарактеризовать тем, что на протяжении этого периода в Западной Европе довольно четко проявили себя противоречивые, иногда диаметрально противоположные, но одновременно действующие силы — центростремительные и центробежные, интеграционные и изоляционные. Едва ли можно оспаривать существование стойких тенденций к глобальной и европейской региональной экономической и политической интегрированности, которым противостоят тенденции к этнокультурной и социально–политической изоляции. С возрастанием степени взаимосвязи европейских сообществ все чаще и громче звучат голоса тех, кто выступает за этническую и национальную самобытность и исключительность отдельных народов. Такой глобальный процесс существенной дифференциации и самоидентификации оказывает прежде всего влияние на этнонациональные и религиозные (а более широко — цивилизационные) связи в Западной Европе.

Сегодня не только конфликты между государствами, но также и внутри государств становятся причиной возникновения крайне серьезных угроз международной безопасности. Опасность мирового конфликта и применения ядерного оружия в свое время оказывала содействие установлению довольно стойкого равновесия, «стратегической стабильности». Сегодня же, когда угроза мировой войны довольно незначительна, ситуация, тем не менее, характеризуется высоким уровнем нестабильности, и у общества, как правило, не находится действенных инструментов стабилизации335.

В период «холодной войны» Запад имел дело с оппонентом, который руководствовался абсолютно чуждой системой ценностей. Поэтому у членов евроатлантического — в широком смысле — альянса не было острой необходимости искать пути преодоления культурных расхождений между своими странами. Сейчас эти расхождения проявились намного ярче. Одним из последствий окончания «холодной войны» стало то, что риторика европейского единства уже не так эффективно служит своим целям. Не очень выразительные соображения о свободе и свободном мире, которых было вполне достаточно для поддержания единства в условиях реальной (военно–политической) угрозы этой самой свободе и этому самому свободному миру, сегодня подвергаются критическому анализу. Расхождения в трактовках, подходах и концепциях, которые приглушались в связи с требованиями коллективной обороны, возникают снова, что создает трудности в рамках даже довольно единого Европейского Союза336.