Это способствовало тому, что в 30–40‑е гг. XIX в. Соединенные Штаты вступили в период экономического бума, источником которого все более становились внутренние ресурсы предпринимателей. «Частный сектор в достаточной степени аккумулировал капитал, а его потребность в общественных средствах резко уменьшилась. Более того, в этот период основная задача экономики заключалась уже не в создании инфраструктуры, а в стимулировании производства и его рационализации. Здесь частное предпринимательство ни в чьей помощи не нуждалось»505
. Более того, оно стремилось избавиться от жестких рамок государственного регулирования.К середине XIX в. образование свободного рынка капиталов, создание все новых частных корпораций, растущее недоверие к государственной регуляции экономической жизни радикально изменило условия деятельности предпринимателей, ранее добивавшихся государственного вмешательства в их дела. Участие государства в экономической жизни стало заметно сокращаться. Однако с подъемом промышленности и возникновением частных корпораций правительство стало обретать новые функции, связанные с обеспечением общественного благосостояния506
. Эта тенденция с особой силой проявилась уже в XX в., особенно в политике «Нового курса» Ф. Рузвельта.Общую характеристику устройства и нравов США конца XVIII — середины XIX в. следует конкретизировать, анализируя не потерявшие своего значения до нашего времени особенности на Севере, Юге и колонизируемом Западе, не забывая о положении невольников–негров и вытесняемых все далее на запад индейцев.
Еще до завоевания независимости англо–американские колонии Северной Америки разделялись на два региона, резко отличавшихся друг от друга. Так, на севере и северо–востоке развивались промышленность и фермерское хозяйство. На юге земли оставались в руках рабовладельцев–плантаторов. Плантационный Юг в сравнении с индустриальным Севером больше напоминал общество Латинской Америки с присущей последнему латифундистской собственностью, где во многих случаях (Куба, Бразилия) также применялся труд рабов.
Рабовладение наложило свой отпечаток на жизнь обеих рас. «Для немногочисленной элиты — белых плантаторов–южан — это была возможность роскошной, утонченной жизни, мир высоких белых особняков в греческом классическом стиле. ... Однако, с другой стороны, это была жизнь в непрекрашающемся страхе перед восстанием рабов и в изощренных попытках оправдать перед собственой совестью очевиднейшее зло... содержания в рабстве ни в чем не повинных людей»507
.Крупные рабовладельцы–плантаторы, как правило, получавшие свои состояния в наследство, ощущали себя аристократами. Впрочем, своими вкусами они не очень сильно отличались от прочего свободного населения своих штатов. В то же время на Севере промышленники, банкиры и фермеры происходили из разных социальных слоев населения и даже в первой половине XIX в., не говоря уже о более ранних временах, своему состоянию были обязаны прежде всего самим себе, своему труду, упорству и изобретательности.
Как уже отмечалось ранее, основывавшиеся на северо–востоке современных Соединенных Штатов преимущественно пуританами колонии Новой Англии с момента их возникновения руководствовались строгими религиозными нормами, принципами демократии и прецедентным правом. Со временем в них развилось общее административное устройство, предполагающее на первом, базовом уровне общину, объединяющую несколько общин вокруг и, наконец, отдельный штат. При этом, если в рамках общин действует непосредственная демократия, то на уровне штатов, как и на федеральном уровне, — представительная.
Автаркия североамериканской общины, не находящейся ни под чьей опекой и самостоятельно заботящейся о своих интересах, логически вытекает из самого принципа народовластия, но в Новой Англии условия для ее развития изначально были более благоприятными, чем южнее р. Гудзон. Округа, промежуточное звено между общинами и правительством штата, были созданы исключительно в административных и судебных интересах и их власти располагали весьма ограниченными полномочиями. Штат с его двухпалатной (палата представителей и сенат) законодательной, возглавляемой губернатором исполнительной и представляемой судом штата судебной властями, по крайней мере до Гражданской войны 1861–1865 гг., являлся вполне самодостаточной политической единицей, входящей в Североамериканский союз и подчиненной даже не столько его президенту, мало вмешивавшемуся во внутреннюю жизнь штатов, сколько конституции США, предоставлявшей их правительствам широчайшие полномочия. Подобным образом и губернатор штата, являющийся выборным населением должностным лицом, имеет законодательно строго определенные полномочия и, назначая во многих штатах мировых судей, «не принимает никакого участия в управлении общинами или округами»508
.