Макрохристианский мир в эпоху глобализации

А. де Токвиль подчеркивал относительно высокую образованность жителей Новой Англии, где «каждый гражданин овладевает зачатками человеческих знаний, кроме того, его обучают доктрине и доводам его религии, знакомят с историей его родины и с основными положениями конституции, по которой она живет»509. Однако, продолжает он, это не относится к США в целом, и чем дальше на Запад или на Юг, тем ниже уровень образования. С этим связана и степень участия людей в общественных делах. Политическая активность граждан штатов Новой Англии чрезвычайно высока, но по мере движения на плантаторский Юг она все более затухает.

При господстве ориентированного на производство главным образом тех культур (хлопок, табак, сахарный тростник и пр.), продукция которых в сыром или переработанном виде экспортировалась в северные штаты и Европу, основой экономики Юга было рабовладельческое плантационное земледелие. При достаточно мягком климате, обеспечивающем дешевизну содержания невольников, и возможности занимать последних (в том числе женщин и детей, использования труда которых при зерновой направленности земледелия ограничены) производительным трудом в течение практически всего года оно южнее р. Гудзон было достаточно рентабельным. Севернее же названного рубежа, при наличии увеличивавшего себестоимость рабского труда более холодного климата, в сельском хозяйстве преобладали зерновые культуры (пшеница и кукуруза), требовавшие сезонного труда. Это определяло наличие здесь фермерского, основанного на свободном труде, хозяйства, при том, что принятые в северных штатах уже в конце XVIII в. законы определяли здесь постепенную отмену рабства.

При правовом равноправии всех свободных граждан Юга крупные землевладельцы образовывали здесь высшее сословие, которому были свойственны некоторые особые вкусы и пристрастия и которое находилось в центре политической жизни общества. Однако, как отмечает А. де Токвиль, это была довольно своеобразная аристократия, мало отличавшаяся своими нравами от основной массы населения, не возбуждавшая у последней ни любви, ни ненависти»510

. В то же время при наличии сильной и влиятельной рабовладельческой аристократии общины в южных штатах были заметно слабее, чем на Севере. Круг обсуждавшихся на их собраниях вопросов был уже, а их должностные лица располагали меньшими правами и обязанностями.

Все основные отличия между северными и южными штатами, в частности, то обстоятельство, что первые в отличие от вторых имели промышленность, железные дороги, каналы и корабли, А. де Токвиль объясняет существованием во вторых рабства511. Рабство развращает даже не имеющих невольников белых, полагающих, что нищета менее позорна, чем труд. «Чем дальше на Юг, тем сильнее ощущается предрассудок, согласно которому уважения достойна лишь праздность. В штатах, соседствующих с тропиками, не работает ни один белый человек»

512.

Французский исследователь не только отмечает антигуманность рабовладения, лишающего невольников человеческих прав и калечащего их нравы, в то же время развращающих и склоняющих к праздности рабовладельцев, но подчеркивает низкую продуктивность рабского труда. Сравнивая расположенные по разным берегам одной реки штаты, рабовладельческий Кентукки и не знающий рабства Огайо, он акцентирует внимание на косности первого и динамическом развитии второго, объясняя последнее порождаемой свободой предприимчивостью его жителей.

А. де Токвиль отмечает, что, при всей общности происхождения большинства жителей США, со временем из–за климата и в еще большей степени из–за наличия рабства, в характере южан появились черты, сильно отличающие их от граждан северных штатов. Рабство не только тормозило экономический рост, но накладывало неизгладимый отпечаток на нравы.

Пропасть, разделяющая белое и чернокожее население Северной Америки, представляется французскому автору в принципе непреодолимой даже при неизбежной в перспективе отмене рабства, поскольку, по его наблюдениям, расовые предрассудки сильнее проявляются в тех местах, где рабство отменено, чем в тех, где оно еще существует. Но наибольшая нетерпимость проявляется там, где рабство никогда не существовало. Здесь закон не запрещает межрасовые браки, но они неосуществимы ввиду того, что считаются для белых позорными. Чернокожие имеют избирательные права, но негр может прийти на избирательный участок лишь с риском для жизни. Даже церкви и кладбища у белых и черных разные. Поэтому, с грустью резюмирует А. де Токвиль, «надеяться на то, что европейцы когда-либо смешаются с неграми, — значит предаваться несбыточным мечтам. Ничто не позволяет мне надеяться на это, реальная действительность свидетельствует о противоположном»513.