Мал золотник…; Туман спустился c гор

– Да я не против внука. Я против этой фронтовой подруги… Я не могу даже представить её рядом с Селимом. Ты же знаешь, от каких красавиц он отказался. Осмеют люди нас.

– Нет никакого повода для осмеяния. Вы же не совершили преступления, не унизились недобрым деянием, – начала успокаивать Зухру Набат.

В кухню вошла Умму, неся за лапы ощипанного индюка. Следом за ней появился Керим с внуком на руках. Сняв с мальчика штанишки, он поставил его перед тазом.

– Писай, Амирчик, не стесняйся женщин.

Увидев, что мать очень опечалена случившимся, Керим присел рядом с ней и ласково заговорил:

– Мама, успокойся и не забывай, что хозяева всегда должны с почтением относиться к гостям.

– Это так, сынок, и я не выгоняю её. Но если бы она была просто случайной, временной гостьей.

– Поверь, мама, Марина – женщина хорошая, мягкая, добрая, она красива душой. И ехать к нам, несмотря на своё тяжёлое положение, без ведома и согласия Селима не хотела. Мне пришлось долго убеждать и уговаривать её. Потому и задержался там. А мальчик потянулся сразу ко мне. В первые дни даже папой называл. Всё время бегал за мной. Мальчикам всегда требуется мужская рука. Если бы ты знала, как я полюбил его! Если Селим откажется от них, то я возьму Амира на воспитание. Мне кажется, что теперь я не смогу жить без него.

– А может, ты и женишься на ней, если Селим откажется? – скривила в ухмылке губы сестра Умму.

– Ну и дура же ты.

– Почему дура? Делают же так некоторые.

– Потому дура, что разумный человек, прежде чем что-то сказать, думает, особенно когда шутит, – ответил Керим сердито и, подхватив на руки племянника, вышел из кухни.

Весть о приезде «русской» жены Селима с утра разнеслась по всему аулу. Любопытные соседки под всяким предлогом старались войти в дом муллы Амира-Ашрафа. Девушки не давали прохода Умму, расспрашивали её: как выглядит приезжая, в чём одета? Их всё интересовало. Не одна из них вздыхала украдкой по Селиму, надеялась на его любовь. И вот теперь…

В домах, на улицах только и говорили об этом событии.

– Интересно, почему Селим сам не привёз её сразу же после окончания войны?..

– Да-а, бросить своего ребёнка… Это самый большой грех на земле…

– А может, сынок и не его. Бывает же: городскую очарует какой-нибудь прохвост, а она потом, чтобы избежать позора, бросается на простачка и говорит, что ребёнок его…

– Почему же тогда Селим до сих пор не женился? Ведь ему уже под тридцать…

– Да и отец хорош, приютил иноверку в доме. А ещё мулла…

– Ну, то, что она иноверка, ничего страшного. Русские такие же, как и мы, люди. Многие джигиты брали себе в жёны русских девушек. И хорошо живут…

– Мулла может сделать свою русскую невестку мусульманкой. Уговорит её принять нашу веру…

– И такое может быть.

– Мулла – настоящий человек, истинный, добропорядочный мусульманин. Да и кто может сказать о нём что-нибудь плохое?.. Он правильно поступил. Разве можно бросать внука на произвол судьбы?..

Вечером, на второй день после приезда Марины с сыном, Амир-Ашраф сказал жене:

– Дай невестке два светлых платка и сшей для неё два длинных платья. И ещё прошу тебя: не выставляй её напоказ своим приятельницам.

– Показывать-то нечего, – буркнула Зухра.

Амир-Ашраф сердито посмотрел на жену:

– Болезнь и горе никого не красят… Когда ты болеешь, тоже не лучше выглядишь.

Марина чувствовала на каждом шагу заботу и внимание Амира-Ашрафа и неприязнь Зухры и Умму. Эта неприязнь тревожила её, омрачала душу.

Марина сразу приобщилась к домашней работе. Поднявшись рано утром, шла доить корову, подметала двор. После завтрака мыла посуду, убирала в комнатах, стирала бельё. Делала она, как всегда, всё старательно, с любовью. И не потому, что хотела показать себя, угодить Зухре и Умму. Нет, в работе она искала утешение и отвлечение от гнетущих дум.

За две недели Марина побелила комнату Амира-Ашрафа, кухню, кунацкую. Перестирала всё постельное бельё. Вымыла и вычистила всю обувь.

– Видишь, как старается, из кожи лезет, чтобы угодить старому, – сказала однажды Зухра дочери, кивнув на Марину.

– Нашлась чистюля, – поджала презрительно губы Умму. – Ей только уборщицей и работать. И хорошо, что Селим не едет. К кому тут ехать…

– Ой, дочка, – вздохнула Зухра, – боюсь, что она себе на уме. Приберёт она постепенно всех нас к рукам с помощью одуревшего твоего отца.

– Ничего, лишь бы Селима не прибрала. Она не только в жёны, но даже в домработницы ему не годится. Оставила бы мальчика да и уходила на все четыре стороны. Все девушки в ауле смеются над ней. Заморской птицей называют.

И всё-таки и Зухра, и Умму в глубине души были довольны Мариной. Ведёт себя скромно, тихо. Ничем им не мешает. Наоборот, даже помогает. Почти всю, не такую уж и лёгкую, домашнюю работу взвалила на свои хрупкие плечи…

Амир-Ашраф сразу заметил трудолюбие Марины. И не удержался, чтобы не поддеть жену и дочь:

– Вот у кого вам надо поучиться работать. Настоящая хозяйка. С такой женой самый бедный муж будет чувствовать себя богачом.

Однажды, вернувшись из мечети, он увидел, как Умму швырнула в кучу грязного белья, которое собиралась стирать Марина, своё платье.