Малая

Вадик опять полез к ней целоваться… Еще неделю назад она лишь мечтала о таком! Чтобы хотел ее бешено, и не отвлекался на натягивание презерватива и дал понять, что она его женщина! Все случилось в один миг. Непостижимо и тем не менее. Чудеса случаются! Точно-точно! Но…

Додумать он ей не дал.

Удивительно: раньше, слушая иногда сплетни девушек на работе, не верила что можно вот так — сутками из постели не вылезать и оргазмы один за другим получать. Теперь же лишь улыбалась сама себе снисходительно. Можно. Главное, чтоб мужчина был правильный рядом.

Все бы хорошо, но когда коснулся там, она непроизвольно задержала дыхание и вздрогнула.

— Ты чего? — заглянул в глаза.

— Больно немного. — Ответила честно, а уже через пару минут пожалела о своей откровенности.

Оральные ласки могут быть глубокими… и очень глубокими. Тем не менее, ей было приятно. Да, да, не смотря ни на что. Именно тогда Ила почувствовала свою власть над ним, а потому смириться с ролью порно-звезды домашнего разлива сумела достаточно быстро. Зато Вадим после такого счастья окончательно влип. Обнимал и не отпускал даже во сне. А стоило ей пошевелиться — тут же прижимал еще крепче.

Утром она повторила фокус, разбудив, таким образом, и добив Разумовского окончательно. Пока охреневал пытаясь параллельно прийти в себя — лежала на его груди, силясь разобраться с собственными эмоциями. Она уже поняла, что не так. Оставалось дело за малым — решить, как быть дальше.

Возможно все и закончилось бы хорошо, если бы Вадик, сам того не понимая не нанес последний удар по трещине в чаше ее терпения. Он, наверное, хотел изначально расставить все точки над «і», но не почувствовал когда надо было остановиться.

Илона спросила насколько сложен литовский язык, и, услышав, что русский понимает большинство граждан — обрадовалась. А потом, ради интереса вбила в поисковик: «курсы литовского Вильнюс».

— Зачем они тебе? — заглянув к ней в телефон без зазрения совести, поинтересовался Вадим.

— Ну… лишним не будет. — Протянула задумчиво. — Плюс, если хоть немного понимать, о чем говорят окружающие — не так дискомфортно. Для работы, опять же, пригодится.

— Какой работы? — посмотрел внимательно.

— Обычной. — Ответила, пожав плечами. — Переводчиком где-нибудь устроюсь, к примеру.

Разумовский погладил ее по коленке и очень неприятным тоном сказал:

— Малая, даже не думай в эту сторону. Твоя задача — дом и уют. А работа — это стараться, чтобы я был доволен. Все.

И вот тут у Лонки почему-то задергалось нижнее веко…

В понедельник, провалялась весь день, думая. На самом деле поездки в офис были скорее желанием жить по распорядку и не закисать сидя в четырех стенах. Многие из бюро работали по удаленке. Илона позвонила директору и договорилась заниматься переводами пока вне конторы.

Вадим улетел с утра, вызвав как ни странно чувство облегчения. Его вдруг оказалось слишком много в ее жизни. Странно, необычно, утомительно даже.

Сколько же она мечтала! Сколько придумывала! Сколько вариантов сочинила! Это были несбыточные фантазии, не имеющие ничего общего с реальностью. Теперь же пришло озарение и полное понимание того, насколько сложная их ситуация в целом.

Без права на ошибку. Слишком много важных моментов вдруг всплыли из ниоткуда: родственные взаимоотношения матерей, дружба братьев, сплетни соседей. Это вам не служебный роман, где уволился и ушел вдаль, не заботясь о мнении окружающих. Если совместная жизнь с Вадимом не сложится — пострадают все, вне зависимости от. А потому стало страшно.

Но больше всего давило другое. Илона осознала, что любила все эти годы не того Разумовского, каким он был на самом деле. Она выдумала образ доброго, ласкового, нежного мужчины, а получила в итоге прямолинейного, неотесанного с толикой грубости мужика.

Говорят, что дети непроизвольно копируют родителей и перетягивают модель их поведения в свои семьи. И это действительно так, но не всегда. Лона искала антипод собственного отца. Жесткость, малоэмоциональность и холодность вызывали отторжение, а не смиренность.

Да, Вадик не был таким уж деревянным, но вспышки гнева — пугали, а давление и непреклонность вызывали ступор и желание сопротивляться.

Она не цеплялась за работу и не мечтала о карьере, но и превращаться в домохозяйку не хотела. К двадцати восьми годам ее жизнь уже имела определенный уклад. С легкостью изменить привычный ритм жизни человек способен только во имя сильных чувств или высоких целей. А у Илоны корабль по имени «любовь» дал крен.

Очень сложно было признаться самой себе, что ошибалась столько времени и страдала от иллюзий. Редкие встречи, краткие диалоги, влюбленность родом из детства — все это сформировало некий идеал. Именно его она желала всем сердцем. Правда же вырисовывалась в виде особи противоположного пола переполненной тестостероном и желающей обеспечить себе комфорт с удобствами.

Ответить на вопрос о том, что именно ее не устраивало — не могла.