Мальчик. Рассказы о детстве

– Не знаю, как я и пережила-то, – продолжала она. – Лезу в банку за конфетой, хвать – а в руке эта гадость вонючая…

Они с мистером Кумбсом скрылись за школьной дверью.

Месть миссис Пратчетт

– Нижеперечисленным надлежит немедленно прибыть в кабинет директора, – читал по бумажке наш классный наставник: – Твейтс… Даль… – И ещё три фамилии, которых я уже не помню.

Мы поднялись, вышли из классной комнаты и молча впятером потащились по длинному коридору в сторону грозного директорского кабинета.

Твейтс постучал в дверь.

– Войдите.

Мы по одному просочились внутрь. Пахло кожей и табаком. Мистер Кумбс, неимоверно огромный, возвышался посреди кабинета и держал в руках длинную жёлтую трость с загнутым концом – вроде тех, на какие старички опираются при ходьбе.

Трость

– Я вас ни о чём не спрашиваю, – сказал он. – Обойдёмся без вранья. Я и так знаю, что это были вы, все пятеро. Идите вон туда, к книжному шкафу, и становитесь друг за другом.

Мы встали. Твейтс оказался первым, а я почему-то последним.

– Ты, – сказал мистер Кумбс, указывая тростью на Твейтса. – Выйти вперёд.

Твейтс очень медленно сделал несколько шагов.

– Нагнуться, – сказал директор.

Твейтс нагнулся. Мы стояли как загипнотизированные, вытаращив глаза. Мы, конечно, знали, что мальчиков иногда бьют тростью, но мы ни разу не слышали, чтобы другие мальчики должны были за этим наблюдать.

– Ниже, юноша, ниже! – рявкнул мистер Кумбс. – Руки на пол.

Твейтс коснулся ковра кончиками пальцев.

Мистер Кумбс отступил на шаг и встал поустойчивее – ноги на ширине плеч. Какая у Твейтса маленькая попа, думал я. И вся напряжённая.

Мистер Кумбс тоже сосредоточился на попе Твейтса.

Наконец он как следует размахнулся, трость просвистела вниз и – хрясь! Это было похоже на пистолетный выстрел.

Бедный Твейтс подскочил в воздух, кажется, на целый фут и распрямился, как пружина.

– Уа-а-а-а-а!.. – заорал он.

– Всыпьте ему покрепче! – взвизгнул кто-то в углу кабинета – и тут уже настала наша очередь подскочить в воздух.

Обернувшись, мы увидели в одном из больших кожаных директорских кресел ненавистную тщедушную фигурку миссис Пратчетт. От возбуждения она не переставая ёрзала и подпрыгивала на сиденье.

– Так его, так! – выкрикивала она. – Будет ему урок!

– Руки на пол! – опять приказал Кумбс. – И не разгибаться! Кто разгибается, получает дополнительную порцию.

– Правильно! – проскрипела миссис Пратчетт. – Вот так их учить, маленьких паршивцев!

Я смотрел и не верил своим глазам. Чудовищная, отвратительная сцена. Бить детей – само по себе ужасно, заставлять остальных наблюдать за тем, как бьют одного, – ещё ужаснее. Но то, что всё это происходило на глазах у зрительницы, миссис Пратчетт, – это уже было что-то совершенно немыслимое, кошмар.

Ссссс… хрясь! – выстреливала трость.

– Уа-а-а-а-у! – вопил Твейтс.

– Крепче! – визжала миссис Пратчетт. – Вздуйте его хорошенько! Чтоб знал! Так, так, директор, задайте ему жару!

И директор задал ему жару. Твейтс получил четыре удара, и – да, все четыре были отвешены ему в полную силу.

– Следующий! – прорычал мистер Кумбс.

Твейтс кое-как на цыпочках проковылял мимо нас, зажимая ягодицы обеими руками.

– Ой! – стонал он. – Ой-ой-ой!..

Следующий, превозмогая себя, уже двигался маленькими шажочками на расправу. Я стоял и жалел о том, что оказался в хвосте очереди. Наблюдать и ждать – наверное, это и есть хуже всего, хуже самого наказания.

Вторая экзекуция прошла в точности как первая, мистер Кумбс снова постарался. Миссис Пратчетт – тоже. Она повизгивала и требовала, чтобы мистер Кумбс всыпал покрепче, ещё покрепче, – и самое ужасное, что он явно к ней прислушивался. Он был как спортсмен, которому подбадривание трибун помогает достичь спортивных высот. В какой степени оно ему помогло, не берусь судить, но было очевидно, что сил на новые высоты у мистера Кумбса хватит.

Когда подошла моя очередь, в голове у меня уже всё кружилось и перед глазами плыл туман. Я шагнул вперёд и нагнулся. Помню, больше всего мне хотелось, чтобы в кабинет прямо сейчас вбежала моя мама. «Немедленно прекратите! – прокричала бы мама. – Как вы смеется обращаться так с моим сыном?» Но мама не вбегала и не кричала. Зато рядом кричала и верещала миссис Пратчетт – гадким, противным, визгливым голосом: «Вот он – самый наглый из всей их шайки-лейки! Задайте ему как следует, директор, чтоб неповадно было! Вот-вот, всыпьте ему покрепче!»

И мистер Кумбс всыпал. Когда первая трость обрушилась на мой зад – прогремел первый выстрел, – меня швырнуло вперёд с такой силой, что с размаху я чуть не врезался лбом в пол. Но благодаря тому, что руки мои упирались в ковёр, кое-как удержался.

Сначала я только услышал звук выстрела и ничего не почувствовал. Но уже через долю секунды мои ягодицы пронзила такая жгучая боль, что я чуть не задохнулся – точнее, я ловил воздух ртом, пытался вдохнуть, но никак: лёгкие слиплись, как сдутый шарик, и не разлипались.

Ощущение было такое, будто ко мне приложили раскалённую кочергу и ещё хорошенько придавили сверху.