Она сожгла трупики в садовом мусоросжигателе – старой металлической корзине с просверленными в дне отверстиями. Руби прошептала: «Извините» горевшим чертятам, а из воронки в центре крышки мусоросжигателя сочился дым. Но слово звучало бесполезно, несмотря на всё, что она чувствовала. Это помогло ей понять, почему извинения перед Джонсом за всё, что она сделала, тоже ничего не могли изменить, как бы она того ни хотела. Она никак не могла изменить то, что с ним случилось. И это заставило её осознать, как ужасно она с ним поступила и почему он был так расстроен.
Весь день дети оставались в поле зрения или в пределах слышимости друг друга, ожидая возможности применить магию к Виктору Бринну или отменить заклинание на топоре, если они появятся. Но по прошествии нескольких часов никаких признаков ни того, ни другого не было. Единственное страшное событие произошло, когда Руби открыла дверь в коридоре, из-за чего швабра выпала из того, что на деле оказалось шкафом. Она так кричала, что Джонс прибежал по коридору, бросив возиться с нижней ступенькой на лестнице, где он чинил особенно раздражавший, болтавшийся фрагмент ковра.
Но он остановился, когда увидел, как Руби сражается со шваброй; неопрятные белые пряди кружились вокруг головы девочки, пока она не бросила швабру на пол.
– Руби Дженкинс, великая Опустошительница, – объявил он, поднимая швабру. – Она разобралась с тобой, не так ли? Теперь обычные люди могут спать спокойно в своих постелях. – Джонс прислонил швабру к стене внутри шкафа и, не сказав ни слова, вернулся к нижней ступеньке лестницы. Для Руби это выглядело так, будто он плыл по воздуху.
– Я собираюсь быть Опустошительницей, Джонс, – сказала она, поправляя волосы.
– Да? И как именно ты собираешься это сделать? – Но Руби не знала, поэтому не могла ответить. Вместо этого она захлопнула дверь шкафа со всей силы.
– Я знаю, – весело сказал Джонс. – Может быть, подарки помогут.
– Какие подарки? – спросила Руби, всё ещё пытаясь справиться с прядями своих волос.
– О, полагаю, ты и не могла знать, – сказал Джонс таким тоном, будто разговаривал с маленьким ребёнком. – Всегда после инициации ученику дарят подарки. Я мог бы показать тебе, как их использовать, если хочешь. Если ты считаешь, что это было бы полезно?
Руби прошла по коридору и посмотрела ему в глаза. Она была немного выше его. Она сжала пальцы одной руки в своей ладони, пока не почувствовала, как в неё впились ногти, и она смогла сказать то, что хотела:
– Знаете, Джонс, я была бы очень рада. Спасибо.
Когда Джонс открыл дверь и провёл её в комнату, сопроводив это действие поклоном, Руби поняла, что ему нравилось вызывать у неё дискомфорт. Он хотел доказать ей, будто она не в своей тарелке в мире, о котором очень мало знает. Но всё же она хотела выяснить больше о подарках, которые он упомянул, поэтому решила старательно игнорировать его поведение.
Джонс указал на место под подоконником, где находился большой дубовый сундук. На его месте теперь был ещё один сундук, примерно вполовину меньше. Поверх него лежал конверт с именем Джонс, написанным на лицевой стороне. Разорвав его, он прочитал записку и передал её Руби.
– Кстати, это произносится как «вирд».
– Что именно?
– Слово, которое ты не распознаёшь, – пояснил Джонс, постукивая по странице. – Это англосаксонское слово, означающее «судьба» или «как всё должно быть».
И Руби кивнула, начав читать…