Мальчик в свете фар

– Нет-нет, все нормально, я просто…

Один из парней в спортивной куртке снова бросил на них взгляд.

– Уверен?

– У тебя клиенты, – прогундосил он, пытаясь изобразить улыбку.

– Я могу позвонить ей, ты только скажи, ладно?

– Все хорошо, – кивнул он, но она уже отошла к бару.

Карри поднес стакан к губам и почувствовал, что руки наконец перестали дрожать. По телу разлилось тепло, когда зелье потекло по горлу и зажглось в животе.

Ничего не ел.

Конечно.

Вот почему так.

Он отлично переносил алкоголь, дело не в этом, он просто не поел.

Типа лечение, ха-ха.

Он беззвучно посмеялся и опустошил полбокала. Песня в стиле кантри стихла, зазвучала другая.

Просто еще довольно рано.

Забыл поесть.

Один из мужчин в спортивной куртке снова бросил взгляд в его сторону. Карри больше всего захотелось скорчить гримасу, послать парня к черту, но он этого не сделал. Вместо этого он отвернулся, посмотрел в окно и вдруг заметил знакомое лицо, от которого внутри все сжалось.

Аллан Дал?

Твою мать.

Это трепло из наркоотдела. Общий бриф на работе, а он сидит тут, нырнув в стакан. Это мигом дойдет до Мунка. Карри замер за столом, когда тот пересек улицу, но, к счастью, внутрь коллега не зашел. У тротуара его ждала машина. Аллан Дал сел в нее, и они, слава богу, скрылись.

Водитель?

Не видел ли он это лицо раньше?

Он попытался просканировать свою память, но голова уже не работала.

Да наплевать.

За барной стойкой светился телевизор. Новости круглые сутки. Балерина в горном озере. Молодой человек в гостинице. Ни о чем другом не говорили. Два серьезных лица в студии сменились интервью с Анетте Голи. Сначала он ее не узнал: на ней была полицейская форма. Повтор сегодняшней программы. Пресс-конференция. Мигающие вспышки фотоаппаратов, тянущиеся к Голи микрофоны. Новое видео. Опять лица в студии, а потом они быстро переключились на что-то, а это, кажется, уже прямой эфир. Он вздрогнул, увидев, где это.

Дьявол.

Он встал и, шатаясь, прошел к бару.

– Прибавь звук.

– Что?

Парни в спортивных куртках покосились на него, но теперь это не имело значения.

– Звук, – пробормотал он снова, показав на пульт.

Луна наконец поняла, о чем он.

– Сейчас мы находимся у средней школы Хедрум в Ларвике, – сказала женщина с логотипом ТВ-2 на куртке. – Где работает главный подозреваемый, по словам полиции.

На экране побежала строка, белый шрифт на красном фоне.

Реймонд Грегер.

Сука.

Сучий местный полицейский участок.

Кто-то проболтался.

Мунк будет в ярости.

– Что такое? – взволнованно спросила Луна.

В отдалении снова зазвонил его телефон.

– Мне надо на работу, – промямлил он, садясь мимо барного табурета.

Он видел, как падает на пол, попытался удержаться, но руки не слушались.

– Все нормально?

Красивое лицо Луны склонилось над ним, парни в спортивных куртках поднялись с мест.

– Мне надо в участок, – прогундосил он, пытаясь встать, но ноги тоже не подчинялись.

– Я все же позвоню Катрине.

Серая тень.

Шепот.

Со дна океана.

А потом музыка вдруг исчезла, оставив Карри одиноко лежать на холодном полу.

26

Приходской священник Пол Мэллей сидел в исповедальной кабинке в соборе Святого Олава и размышлял о том, что, может быть, это все же была не такая уж и хорошая идея. Утренняя служба закончилась, и, видимо, прихожанам было уже не до исповеди, им нужно еще добраться до работы. В большом помещении церкви стояла абсолютная тишина. Звук тишины отвлек его от этого прекрасного одухотворяющего пространства, которое так много для него значило.

Собор Святого Олава. Для него, без сомнений, это был самый красивый собор в стране. Именно здесь пять лет назад его посвятили в дьяконы, а шесть месяцев спустя – в священники. После непродолжительной работы администратором прихода в Лиллехаммере его позвали назад, и теперь он и приходской священник, и ректор в общине собора. Пол Мэллей не мог желать для себя лучшего пути, чем тот, что избрал для него Господь. Исторически католическая община в Норвегии не могла сравниться с протестантской, но в последние десять лет все немного изменилось. Во многом благодаря мигрантам, теперь у них были собственные еженедельные службы на польском и вьетнамском, но и количество норвежских прихожан значительно возросло. Теперь Пол Мэллей вел, конечно, с помощью дьяконов и капелланов, целых три мессы каждый день: в восемь, в одиннадцать и в шесть. И примерно неделю назад у него возникла идея внести в эту программу изменения. Не в самих службах, нет-нет, для них время было выбрано очень верно. Утренняя служба, обеденная и служба после работы. Так его ученики могли сами решать, когда в их плотном графике рабочего дня им удобнее посетить Господа.