Мальчик в свете фар

Нет, конечно, ученики – неправильное слово. Пол Мэллей слегка улыбнулся самому себе. Только у Иисуса были ученики, и тем не менее так ему иногда казалось – что паства принадлежала ему. Теперь уже редко случалось, чтобы он не узнал кого-то из прихожан, и если он видел новое лицо, то всегда стремился лично познакомиться с новоприбывшим. Как бы то ни было, он ведь божий избранник, он – врата к Господу, и было важно выполнять свое дело, максимально сближаясь с прихожанами. И, опять же, именно поэтому он и решил произвести изменение в ежедневной программе.

Не в самих службах, нет, они прекрасно выполняли свою функцию, но в возможности исповедания. В прежней программе исповедальня была открыта только полчаса каждый день, с 17:15 до 17:45. Туда не было особенного наплыва, и у Пола Мэллея складывалось ощущение, что это происходило из-за неудачно выбранного времени. Признаваться в своих грехах вечером? Нет, это кажется не вполне правильным. После долгого дня на работе это неудобно – Пол хорошо это понимал. Все, чего хочется после работы, – это пойти домой к близким, сесть за накрытый стол и, может быть, немного помолиться Господу дома. И однажды ему пришло в голову: почему бы не открыть исповедальню после утренней службы? Ведь ночь – темное время, когда душа томится в одиночестве. И потребность исповедоваться в своих грехах – разве она не сильнее по утрам?

Сидя один в тишине, он все же не хотел сдаваться, но вдруг заметил, что проголодался. Он приподнял рясу и, завязывая шнурки, ощутил запах только что вымытого пола и хвои в маленькой комнатке. Кажется, сегодня он уловил еле заметную нотку лимона? Он даже улыбнулся от этого приятного аромата и в то же время почувствовал разочарование, поняв, что совершил ошибку. Исповедь по утрам? Очевидно, ни у кого нет ни времени, ни нужды в этом. Он решил, что посидит еще несколько минут. У него вообще-то есть еще дела, кроме того, чтобы сидеть в тесной комнатке и вдыхать аромат пола. Он ошибся, и пора это признать. Пол Мэллей вздохнул и приподнял рясу, чтобы встать, когда вдруг в гулком помещении раздались шаги.

Кто-то идет?..

Неужели Святая Дева проявила к нему милосердие?

Он быстро сел и перекрестился.

Легкие, осторожные шаги по твердому полу достигли кабинки. Пол Мэллей широко улыбнулся, когда открылась дверь и чья-то фигура проскользнула в крошечную кабинку.

Он подождал пару секунд, пока пришедший успокоится, и открыл окошко.

– Благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, Иисус. Святая Мария, Матерь Божия, молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей. Аминь.

Он снова перекрестился, услышав голос человека за перегородкой.

– Аминь.

Прозвучало робко. Молодой человек. Священник мог только различить очертания за решеткой, но, конечно, не видел пришедшего, именно в этом и смысл такой кабинки. Близость и в то же время конфиденциальность, чтобы исповедоваться было проще.

– Простите меня, отец, я согрешил. Я… я впервые пришел на исповедь.

– Впервые?

Мэллей почувствовал, как в груди заколотилось сердце. Ничто не может сравниться с обретением нового члена общины.

– Я даже не знаю, как сказать, – произнес молодой человек. Очевидно, ему непросто было решиться открыть душу.

– Не торопись, сын мой, – умиротворенно сказал Мэллей. – Здесь нет никого, кроме тебя и Господа. Он никого не осудит, Он хочет выслушать тебя, что бы ты ни решил рассказать.

– Спасибо, – пробормотал незнакомец и на мгновение снова замолчал, пока наконец не овладел собой. – Я не знаю, грех ли это или нет, это касается не меня, но я свидетель этого.

– Так-так? – спокойно произнес священник. – Я могу спросить, кого это касается?

– Моего брата, – наконец ответил тот.

Молодой человек говорил так тихо, что Мэллею пришлось наклониться ближе к маленькой решетке.

– Твоего брата? Ты имеешь в виду кровного брата или брата из общины?

Показалось, что этот вопрос привел молодого человека в замешательство, но вскоре последовал прямой ответ.

– Нет-нет. Он мой родной брат. Старший. Мы живем вместе. Остались только мы вдвоем. Наших родителей уже нет.

– Мне жаль это слышать, – участливо сказал Мэллей. – Свидетелем чего ты стал? Ты хочешь чем-то поделиться с Господом?

За решеткой снова наступила тишина.

– Могу я кое о чем спросить? – тихо сказал молодой человек.

– Конечно, сын мой.

– Я даже не знаю, зачем я здесь. Мне просто нужно было с кем-то поговорить. Может быть, стоило пойти к психологу или к кому-то еще, я не знаю, уместно ли это говорить здесь, я не хочу помешать и все такое…

Мэллей никогда не перебивал сидящих в кабинке, но на этот раз почувствовал, что это будет правильно.

– Сын мой. Большие проблемы или маленькие – это не имеет значения. Если ты пришел сюда поговорить, добро пожаловать. Ты не должен ощущать стыд или вину, здесь ты чист, и я охотно тебя выслушаю.

– Спасибо, – с облегчением ответил тот.

– Так что с твоим братом? Чему ты стал свидетелем?

– Я его боюсь, – сказал незнакомец.

– В каком смысле боишься?

– Он перестал быть самим собой. Я боюсь, что… он что-то делает.

– О чем именно речь?