Мальчик во мгле и другие рассказы (сборник)

Козел бежал, все бочком, бочком, продолжая изливать мысли, путано пузырившиеся с краешку его бедного, бестолкового мозга. Казалось, бежать он способен бесконечно. Он не пыхтел, не глотал ртом воздух. Только единожды остановился он – да и то поскрести голову, глубоко запрятанную в подросте его пыльных, завшивленных локонов, почесать лоб и темя, зудевшие так, словно их жгло огнем. Для этого ему пришлось сложить Мальчика на землю, и примерно в тот же миг можно было б заметить, что несколько стеблей травы вдруг встали над пылью. Лесистые холмы уже заметно приблизились, и пока Козел скреб голову, пока это занятие вздымало облака пыли, повисавшие в воздухе, снова показался некто, наблюдавший за ним издали.

Впрочем, голова Козла была отвернута в сторону, и Гиена, неровной походкой двигавшийся от одного какого-то злого дела к другому, первым увидел товарища и тут же замер на месте, точно обратившись в кусок металла, и звериные уши его резко мотнулись вперед. Глаза навыкате наполнил Козел и что-то еще. Что там лежит в пыли под ногами Козла?

Несколько времени он, при всей остроте его сметливых глаз, ничего разобрать не мог, но затем, когда Козел, тряхнув длинными лохмами, повернулся к Мальчику, поднял его и забросил на спину, Гиена разглядел очертания человеческого лица и сразу же так затрясся от бешеного бурления крови, что далекий Козел принялся озираться по сторонам, словно погода вдруг переменилась или небо сменило окраску.

Почуяв перемену, но не ведая, что в связи с нею надлежит предпринять, поскольку ничего он не увидел и не услышал, Козел вновь припустился бегом, в черном, плескавшемся сзади одеянии вроде плаща и с мальчиком на плече.

Гиена осторожно наблюдал за ним, ибо Козел был уже в нескольких сотнях ярдов от изножья лесистых холмов. В лесной же тени выследить врага, как и найти друга, непросто.

Впрочем, Гиена хоть и отметил тщательно направление, в котором двигался Козел, и без того был совершенно уверен и в маршруте его, и в цели. Ибо Гиена знал, что Козел – прихлебатель и лизоблюд, который никогда не осмелится рискнуть навлечь на себя гнев Агнца. Вот к нему он и направляется. В самое сердце земли, где в глубоком молчании стоят Закрома.

И потому Гиена подождал еще немного, наблюдая и наполняя воздух вокруг костяным треском – он любил мозговые кости и набивал ими карман, точно колчан стрелами. Пасть у него была мощная, и когда Гиена жевал, мышцы между ушами и нижней челюстью так и ходили, – тем более приметные, что Гиена, в отличие от Козла, был в своем роде щеголь и с большим тщанием брился опасной бритвой каждые пять или шесть часов. Жесткая щетина его подбородка отрастала скоро, приходилось с нею бороться. А вот длинные передние конечности – те были другое дело. Густо покрытые перепелесой порослью, они составляли предмет его гордости, и по этой причине Гиену никто еще в куртке не видел. Рубашки он носил с короткими рукавами, дабы длинные пятнистые руки сразу бросались в глаза. И все-таки самое сильное впечатление производила его грива, вздымавшаяся из шедшей между лопатками прорези в рубашке. Ноги, затянутые в штаны, были у Гиены тощими и очень короткими, отчего он круто клонился вперед, изгибая спину. Так, на самом-то деле, круто, что нередко ему приходилось опираться длинными руками о землю.

Чуялось в нем нечто до крайности гадкое. Как и у Козла, пакостность эту трудно было соотнести с какой-либо отдельной чертой, сколь бы отталкивающей она ни казалась. И тем не менее, в Гиене сквозила угроза; угроза совсем отличная от неопределенного скотства Козла. Не такой елейный, не такой тупой, не такой грязный, как Козел, но более кровожадный, жестокий, с лютой кровью, текущей по жилам, и – даже при той легкости, с какой Козел забрасывал Мальчика на плечо, – со звериной силой совсем иного порядка. Эта чистая белая рубашка, широко распахнутая на груди, приоткрывала упрятанные под нею участки тела, черные и твердые, точно камень.

Там в полумраке подрагивал кроваво-красный рубин, висевший, тлея, на толстой золотой цепочке.

Так он стоял, в полдень, на опушке леса, неотрывно глядя на Козла с мальчиком на плечах. И стоя так, со склоненной набок головой, он извлек из кармана штанов большой, размером с дверной шишак, мосол и, просунув эту на вид несокрушимую штуку между клыками, расколол, точно яичную скорлупу.

Затем вытащил пару желтых перчаток (глаза так и не оторвались от Козла), снял с ветки ближайшего дерева прогулочную трость и, резко развернувшись, нырнул в тень лесных древес, стоявших недвижно подобием зловещей завесы.