Мальчик во мгле и другие рассказы (сборник)

Когда кочерга опустилась, и древняя ваза раскололась на четыре листка-обломка, ценители опустились на колени и обнаружили на неглазурованной глине оттиск в виде краба – на внутренней стороне круглого основания вазы.

Она была подлинной!

Она была подлинной!

Она все-таки была прекрасна!

Танец смерти

Первая публикация: «Science Fantasy», 1963 г., т. 21, № 61

Разбудила ли меня полная луна, не знаю. Вполне могла. Или же меланхолия, обуявшая дух мой и окрасившая все мои сны, стала слишком сильна, и я более не мог выдерживать ее, – и прорвалась сквозь сон мой, а я вдруг остался наяву и весь дрожа.

Не стану рассказывать вам здесь о несчастливых обстоятельствах, которые от меня отпугнули мою дорогую жену. Я не способен поведать о той кошмарной разлуке. Довольно будет сказать, что, несмотря на злосчастную любовь нашу – а быть может, как раз из-за нее, – нас разбросало в стороны, хотя, как услышите вы в дальнейшем, отчаянное это деянье не привело в итоге ни к чему, кроме кошмара.

Ложась спать, я широко раздвинул шторы, ибо ночь была пасмурна, теперь же, раскрыв глаза, обнаружил, что спальня моя залита светом луны.

Лежал я на боку, а лицом ко мне стоял гардероб – высокий шкап, – и взгляд мой поблуждал по его панелям, пока не остановился на одной его металлической ручке.

Мне было тягостно, однако покамест – никакого ощутимого повода к тревоге; и я бы снова закрыл глаза, если б сердце мое внезапно не прекратило биться. Ибо металлическая ручка на дверце шкафа, в которую уперся мой взгляд, начала очень медленно, очень уверенно поворачиваться – без единого звука.

Ни с какой долей точности не могу припомнить, что за мысли овладели мной, покуда эта латунная ручка непрестанно поворачивалась. Знаю лишь, что лихорадочные мысли, возникшие у меня, все были пропитаны страхом, поэтому рассудок мой обливался потом не менее моего тела. Но взгляда оторвать я не мог – и не мог закрыть глаза. Способен я был лишь смотреть, как сама шкапная дверца начала медленно распахиваться с отвратительной целенаправленностью, пока не открылась в лунно-залитую комнату настежь.

И тут случилось это… произошло в безмолвии, когда и зов маленькой совы из ближайшей лесной чащи или вздох листвы не потревожит ранних часов летней ночи: парадная моя одежда на вешалке медленно выплыла из гардероба и с безграничной гладкостью упокоилась в воздухе прямо перед моим туалетным столиком.

Так неожиданно, так нелепо было это, что удивительно, отчего я не утратил самообладания и не закричал. Но ужас застрял у меня в горле, и я не издал ни звука, но продолжал наблюдать, как брюки соскользнули с поперечины вешалки, покуда их нижние конечности не оказались в паре дюймов от пола, и не остались в этом положении, вялые и пустые. Едва это произошло, как некое возмущенье в плечах дало мне понять, что белый жилет и длинный черный фрак стараются выпутаться из вешалки – и вот уж, все разом, они освободились, а сама вешалка, оставив за собою в комнате безголовый, безрукий и безногий призрак, вплыла в глубины шкапа, и дверца за нею закрылась.

Вот уже вялые – ввиду отсутствия рук в них – рукава разыграли пантомиму, повязывая белый галстук под белый воротничок, а затем, что самое странное, пустая фигура в следующий же миг склонилась в воздухе под углом в тридцать градусов от пола, взмахнувши безвольными рукавами вперед, словно бы собираясь нырнуть, и, взметнувши «фалды», проплыла по комнате прямо в окно.

Не успев сообразить, что делаю, я достиг окна и успел заметить, как вдалеке, за газоном, парадный мой костюм плавно держит путь к дубовой рощице, где затем он и скрылся во тьме под деревьями.

Сколько стоял я, переводя взгляд с лужайки на долгую густую опушку дубняка, – не ведаю, как не знаю и того, сколь долго, наконец пересекши комнату обратно, смотрел я на ручку гардеробной дверцы, покуда не собрал воедино все свое мужество и не схватился за нее – и не повернул, и не распахнул дверцу. Знаю только, что в итоге я это сделал и увидел, что внутри висит лишь голая деревянная вешалка.

Наконец я захлопнул дверцу и повернулся к шкапу спиной. Принялся расхаживать по комнате в лихорадке страшных предчувствий. Наконец, изможденный, рухнул на кровать. И лишь когда забрезжила заря, я провалился в липкий сон.