Мальчики Берджессы

Дорога до Парк-Слоуп была ни длинна, ни коротка, в течение обычного промежутка времени Боб стоял, зажатый в толпе, а поезд с грохотом несся сперва под улицами Манхэттена, затем под Ист-Ривер. Соседи по вагону казались ему милыми и невинными, они смотрели перед собой отсутствующим взглядом, погруженные в утренние грезы, возможно, вспоминали услышанные от кого-то слова или думали о словах, которые хотели бы кому-то сказать. Одни читали газеты, другие слушали музыку в наушниках, а многие просто рассеянно глазели по сторонам, как и Боб, и каждый из пассажиров представлялся ему необыкновенным и загадочным. Если бы кто-нибудь заглянул сейчас в его разум, то обнаружил бы очень странные, удивительные мысли. Люди вокруг рассеянно дергали ремни своих сумок, все вместе покачивались взад-вперед, когда поезд тормозил и разгонялся, извинялись, наступив кому-нибудь на ногу, слегка кивали, мол, извинение принято, – и Боб отчего-то предполагал, что у них-то на уме лишь простые обыденные вещи. Хотя откуда ему знать… Поезд тронулся.

Когда Боб наконец отвязался от Пэм и стал безуспешно звонить сначала Джиму, потом Хелен, первой его мыслью (или озарением, или чувством, потому что, строго говоря, нельзя назвать это мыслью) было: случилась какая-то жуть, кошмарное преступление, Джим Бёрджесс убил кого-то или его самого намеревались убить, и вся его семья теперь скрывается. В общем, Боб вообразил историю, достойную передовицы бульварной газеты, и хотя сам понимал нелепость этих страхов, все равно боялся – и с умилением и некоторой завистью смотрел на невинных обывателей, которые спокойно или с опаской думали о грядущем рабочем дне, а не об убийстве, совершенном братом. Боб прекрасно сознавал, что у него с головой не в порядке. Пассажиры все выходили и выходили, и к Парк-Слоуп в его вагоне почти никого не осталось; тихое возбуждение покинуло Боба. У Джима что-то произошло, Боб это чувствовал, но вряд ли кровавая драма, скорее унылая банальность. Боб устало плелся к их с Хелен дому. Даже в фантазиях брат был неразделим с мегаломанией, о которой говорила Пэм.

Однако сомнения не утихали, в четырех кварталах от дома Боб позвонил своему племяннику Ларри, и племянник его удивил. Во-первых, он ответил, а во-вторых, сказал: «Ой, дядя Боб, там все плохо, погодите, я вам перезвоню». А через пару минут: «Слушайте, мама дома, говорит, чтобы вы заходили, но они с папой теперь вместе не живут, папа спал с какой-то теткой со своей работы». Тогда Боб прибавил шагу и, тяжело дыша, свернул на улицу, где жил его брат.

* * *

Войдя в дом, Боб сразу ощутил перемены. Дело было не только в атмосфере утраты: не стало также многих вещей. Например, в прихожей больше не висели пальто и куртки Джима. Книжные полки в гостиной лишились по меньшей мере половины книг. Большой телевизор с плоским экраном исчез со стены.

– Хелен, он что, все свои вещи забрал?

– Он ушел в той одежде, которая на нем была в тот день, когда он сообщил мне об интрижке с этой мерзкой ассистенткой. Остальное я выбросила.

– Ты выбросила его одежду? Книги?

Боб осторожно посмотрел на невестку. Волосы у Хелен были стянуты в узел, на висках виднелась седина. Лицо выглядело беззащитным, как у человека, только что снявшего очки, – хотя Хелен очков не носила, только читала в них, нацепив на кончик носа.

– Да. И большой телевизор, потому что он ему нравился. А себе принесла старый из подвала. Я выбросила все, что о нем напоминает.

– Ничего себе… – прошептал Боб.

– Ничего себе? – Хелен резко повернулась к нему, садясь на диван: – Не вздумай осуждать меня, Боб.

– Я не осуждаю. – Боб выставил перед собой ладони.

Кресла-качалки тоже не стало. Боб сел в старое кожаное кресло, которое не помнил.

Хелен скрестила ноги. Она выглядела какой-то маленькой. На ногах у нее были балетки с черными бантиками. Боб заметил, что она сняла все украшения, ни одного кольца на руках. Она не предложила ему выпить, а он и не спрашивал.

– Как ты? – осторожно спросил Боб.

– На этот вопрос я даже отвечать не собираюсь.

Боб кивнул:

– Понимаю. Слушай, я могу чем-то помочь?

– У тебя за плечами развод, и ты, наверное, думаешь, что способен меня понять. Но ты ошибаешься. – Она сказала это без всякой злости.

– Нет-нет. Конечно, не могу.

Они посидели молча. Хелен попросила опустить жалюзи. Она сама их подняла, но с закрытыми окнами ей как-то спокойнее. Боб опустил жалюзи, сел на место. Включил настольную лампу рядом с собой.

– И где он?

– Преподает в каком-то пафосном колледже. На севере штата. Не знаю, как называется город, и знать не хочу. Но если он начнет спать со студентками, то потеряет и эту работу.

– Джимми на такое неспособен.

Хелен подалась вперед и проговорила яростным шепотом:

– Ты что, ни хера не понял?

Боб никогда не слышал от нее таких слов.