Мальчики и девочки (Повести, роман)

– А я думала, что это Наполеон, а это князь Андрей, – удивилась негромко Таня Опарина.

– Нарисовать что угодно можно, – напомнила ребятам Тамара Ивановна. – Ты ведь тоже, кажется, рисуешь? – обратилась она к Наде. – Имей в виду, сорванный урок за твой счет.

– Что угодно нельзя, – возразила Надя. – Наполеоном князя Андрея нарисовать можно, а Пестелем или Рылеевым – нельзя.

– Ну, что ж, я думаю, что ты в своем упорстве, в своей ложной самозащите так далеко зашла, что без разбора этого ЧП на педсовете не обойтись. Скажи, пожалуйста, я и не подозревала за тобой таких талантов.

Прибежала Ленка с двумя томами «Войны и мира». Надя, чувствуя на себе взгляды всего класса, взяла один том, потом другой. Оба тома были обжиты, как хорошо знакомый дом, как школа со всеми ее парадными и подсобными помещениями, но, оказавшись в центре внимания, Надя вдруг испугалась, что не найдет нужные места.

– Может быть, я сейчас быстро не найду, – сказала она, открывая первый том.

– Нет, уж ты, пожалуйста, найди, – потребовала с неумолимой прокурорской интонацией в голосе учительница.

– Ты не волнуйся, – придвинулась к ней Ленка, – у тебя хорошая зрительная память. Ты зажмурься и вспомни, на какой странице, вверху или внизу. А я пока буду на всякий случай листать второй том, может быть, чего-нибудь найду.

Надя кивнула.

– «Ну, давай спорить», – сказала она.

– Нет, милочка, спорить мы не будем, – возразила учительница, – до конца сорванного тобой урока осталось чуть более пятнадцати минут.

– Это я читаю слова Болконского, – не поднимая глаз от книги, объяснила девочка. – «Ну, давай спорить. Ты говоришь, школы… поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственные потребности. А мне кажется, что единственно возможное для него счастье есть счастье животное…»

– Ну и что? – спросила учительница, еще сама не решившая, какой ей смысл вложить в свое «ну и что?».

– Ничего, – ответила Надя. – Но разве так думали декабристы? – Она пропустила несколько строк и прочла дальше: – «Князь Андрей загнул третий палец. – Ах, да. Больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустишь ему кровь, вылечишь, он калекой будет ходить десять лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели б ты жалел, что у тебя лишний работник пропал, – как я смотрю на него, а то ты из любви к нему его хочешь лечить».

– Ну и что? Что? – сказала учительница, но на этот раз в ее словах прозвучала растерянность.

– Как что? – возмутилась Ленка. – Он говорит про народ, пусть умирают, не надо их лечить. Ничего себе!

– «Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – взволнованным голосом продолжала читать Надя, – это очень хорошо: но не для тебя (ты, я так думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь) и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют и секут и посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как прежде».

– Это что же, значит, герой Аустерлица и Бородино оставляет для себя нравственные потребности, а другие люди пусть умирают, в Сибирь и рубцы? – угрожающе спросил Половинкин, как будто Андрей Болконский был здесь и мог ответить за свои слова.

– Подождите, – постучала по столу ладонью Тамара Ивановна. – Дайте мне сюда книжку. Случайные слова нельзя выдавать за мировоззрение. Для этого мы вас и учим здесь на уроках литературы.

– Нет, – возразила Надя. – Вот здесь Толстой написал… Можно прочесть? – и, не дожидаясь разрешения, прочла: – «Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом».

– Дайте же мне сюда книжку, я вас прошу.

Ей передали раскрытый том «Войны и мира», и она, нагнувшись за портфелем, где у нее лежали очки, лихорадочно соображала, что ей теперь сказать ученикам. Она совершенно не помнила слов Болконского, только что прочитанных Рощиной. И что еще хуже – не помнила самого эпизода, обстоятельств, при которых возник разговор на эту тему. Все, что здесь сейчас прочла эта девочка, прозвучало так, словно было из какого-нибудь другого романа. Собиралась же перечитать «Войну и мир», да все некогда. И пять лет назад было некогда, и в прошлом году некогда. Детками бог наградил. И в школе и дома. Они то женятся, то расходятся, а их обстирывай, супы готовь, внуков отводи в детский сад. И преподавай в школе. Она знала, что ответить ребятам – что человека надо судить не по словам, а по поступкам. А поступки у князя Андрея все благородные… Но сначала она хотела прочесть указанную Надей страницу, чтобы вспомнить показавшееся ей странным место в книге и соотнести его со всем романом.

– Где же эти очки? – пробормотала она, косясь в раскрытую книгу. Ее рука никак не нащупывала в чреве портфеля, заполненного различными предметами, продолговатый пластмассовый футляр.