Мальчики из Фоллз

Я могу откинуть задвижку, схватить девчонку и захлопнуть зеркало. Никто даже не поймет, куда она делась. То есть, так, шутки ради, разумеется. Мародерам, наверное, было весело.

— В течение нескольких месяцев после его смерти, — говорит Хоук, пока Пиратка наносит помаду, — Уинслет изо всех сил старалась избавиться от тени бессердечной девушки, которая довела мужчину до крайности. Однако вскоре поняла, что именно в этой тени хочет остаться. Она стала скандально известной. Могущественной. Ее боялись. Она не позволила его «выходке» разрушить ей жизнь, на что он, очевидно, рассчитывал, когда обвинил ее в своей предсмертной записке, но… — с налетом гордости произносит Хоук, — девушка также не позволяла никому забыть о своей роли в случившемся. Она исказила историю в свою пользу.

Высмеяв его память.

— Она использовала парнишку в качестве разменной монеты, чтобы спасти себя, не так ли? — Развернувшись, я иду обратно в коридор, по пути касаясь стены свободной рукой. — Сделала из бедолаги посмешище. Наверняка школа ею гордилась. А уэстонцы, должно быть, разозлились.

— Да, — соглашается Трент. — Как-то раз она даже пригласила весь свой класс к себе домой на вечеринку.

Я миную пустые комнаты — в кромешной тьме их обстановку не рассмотреть, — стремительно двигаюсь вперед, преодолевая желание поежиться. Это темнота. Страх сильнее в темноте, когда не знаешь, что тебя окружает.

— Она собрала в кучу все любовные письма и подарки, полученные от него, и вместе с одноклассниками принялась их крушить.

— Мне ведь не понравится Уинслет?

Парень умер. Подобная жестокость была ни к чему.

— Они сломали все, что можно было сломать. Порвали каждое письмо, разбили каждую безделушку. И потом бросили остатки в костер на ее подъездной дорожке.

— Думаешь, она пыталась спровоцировать его друзей?

— Возможно. В отличие от того парня, его лучший друг не был романтиком. Он имел репутацию жестокого игрока на поле. И в жизни. Уинслет знала, что Ночь вражды — его время. Он придет, чтобы отомстить ей.

— Когда она достигла совершеннолетия, естественно.

Слышится его тихий смех.

— Отлично.

Да. Они дождались ее восемнадцатилетия. Если речь идет о несовершеннолетней — это похищение. Если девушка уже взрослая, они могли сказать, что она просто сбежала.

— Он нашел ее той ночью?

В памяти всплывают сообщения, пока я представляю, как они подходили к дому. Были ли они в масках? С разрисованными лицами?

Выскальзываю из прихожей, повсюду чувствуя его присутствие, и возвращаюсь в большую комнату.

— Она ждала, — шепчет Хоук. — Сделала попкорн со своим подопечным. Посмотрела кино. — Окна дребезжат от порыва ветра. — Уложила мелкого спать, после чего накрасила губы перед зеркалом в прихожей.

Футболка неприятно трется о кожу, ворс ковра покалывает подошвы. Мурашки расползаются по ногам. Я пересекаю комнату.

— Помадой? Зачем?

— Затем, что она — оружие, которого ему следовало бояться.

Буквально ощущаю дыхание Хоука, овевающее мою шею, словно оно вырывается прямо из телефона. Прядь волос липнет к коже.

Оглядываясь по сторонам, обыскиваю темные углы помещения. Тени. Где Хоук?

— Она шла по дому, — бормочет Трент, — чувствуя его близость. Всех их. Его друзей.

Я неторопливо перемещаюсь по холлу, зная, что он рядом, наблюдает за мной.

— В ветре, бьющем в двери. В скрипе, донесшемся со второго этажа. В сквозняке из открытого окна, которое она не открывала.

— Что она сделала?

— Уинслет медленно проходила мимо мрачных дверных проемов и раздувающихся портьер, стягивая с себя свитер. А в итоге и брюки.

Тепло растекается по моим рукам, голова начинает кружиться, и я чувствую Хоука. Боюсь, что он меня поймает, одновременно нуждаясь в том, чтобы он пришел. С каждым выдохом в груди все сжимается. Не в состоянии отдышаться, снимаю футболку. Прохладный воздух касается моих грудей.

— Он хотя бы на мгновение испытал страх, наблюдая за ней? — спрашиваю я. — Был ли момент, когда он не знал, что делать?

— Он знал, что делать. — Голос Хоука похож на бархат. Склонив голову, воображаю, как льну к нему. — Ведь он не был гребаным трусом.

Услышав шаги позади себя, улыбаюсь.

— Теплее, — говорю ему в трубку.

— Его сердце бешено колотилось, но руки не дрогнули. Он не дрожал, трогая ее.

Чье-то тело соприкасается с моей спиной, и я хватаю ртом воздух. Вся кожа покрывается мурашками.

Хоук убирает телефон от моего уха. Мои соски напрягаются. Его пальцы вскользь задевают мою спину, пока он перебрасывает волосы мне через плечо.

— Что она сказала, когда он загнал ее в угол? — задает вопрос Трент.

Ухватившись за пояс джинсов, он притягивает меня к себе, утыкается носом в мой затылок.

— Девушка сказала: «Теперь я должна бежать?» — Я испускаю стон, выгибаясь навстречу ему.

Хоук толкает меня влево, вдавливает в стену. Моя грудь прижимается к холодному бетону.

— Я не стану убегать от тебя, — заявляю, играя свою роль. — Не хочу. Тебе был нужен этот разговор.

Пальцы Хоука нащупывают пуговицу на моих джинсах. Резко вздохнув, поджимаю пальцы ног.

— Охотник ценит свою добычу больше, чем кто-либо другой, — шепчет он.