Малефисента. История тёмной феи

Цирцея сидела на полу в зловещей тишине своего опустевшего дома, обложившись книгами старших сестёр. Письмо Белоснежке она уже написала, и теперь занялась поисками чего-нибудь – чего угодно! – что могло бы помочь ей пробудить сестёр от сна. В поисках вдохновения она то и дело посматривала на цветные витражи на окнах, напоминающие о разных приключившихся с сестричками историях, но обнадёживающих идей по-прежнему не появлялось. Так странно было находиться в этом доме одной, перебирая принадлежащие сестричкам вещи, листая их книги. В потрёпанных гримуарах она нашла великое множество сонных заклятий и противоядий к ним, но ни одно из них не обладало силой вернуть кого-либо из царства снов – если, конечно, её сёстры находились сейчас именно там. Исходя из богатого опыта прошлого, Цирцея почти не сомневалась – любое заклинание, отправившее её сестёр в страну вечного сна, не могло быть самым обычным, а имело какое-то хитрое дополнение. И, по всей вероятности, только тот, кто заколдовал их, обладал властью вернуть их назад. И всё же Цирцея не прекращала поисков.

В компании одних лишь охраняющих очаг чёрных ониксовых ворон, которые незряче таращились в пустоту, Цирцея неутомимо – и совершенно тщетно – листала колдовские книги сестёр и дневники с их записями. При этом ей приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не отвлекаться на истории, изложенные на их страницах. Живительно, насколько сёстры были старше её самой. Она часто задумывалась, какой была их жизнь до того, как она свалилась им на руки и им пришлось заботиться о ней и растить её. Они никогда об этом не рассказывали – ни о том, что было до неё, ни об их родителях, ни о том, как они умерли. Собственное детство так и оставалось для Цирцеи тайной за семью печатями. Она не помнила, ни как росла, ни как её воспитывали. Но если она пыталась задавать сёстрам вопросы о той поре, то они отвечали лишь многословным бессвязным лопотанием, из которого ничего нельзя было понять, и со временем Цирцея просто прекратила все расспросы. Ах, если бы её умение обращать время вспять и видеть прошлое могло пригодиться ей самой! Она никак не могла отделаться от мысли, что годы её детства тоже должны быть как- то описаны в книгах. Когда она была ребёнком, колдовские книги её сестёр просто отказывались открываться или начинали издавать болезненные крики, стоило ей к ним прикоснуться. Так что пошпионить за сёстрами было никак невозможно – им тут же становилось известно об этом. Но сейчас сестёр здесь не было, и она могла спокойно открывать и читать любые книги, какие вздумается. Её это одновременно и радовало, и пугало. Если защитные чары, наведённые сёстрами, развеялись, не означает ли это, что им уже никогда не оправиться? Ведь обычно заклятия ведьм переставали работать лишь тогда, когда наложившая их ведьма умирала.

И Нянюшка, вспомнилось Цирцее, тоже рассказывала, как её заклинание перестало действовать как надо, когда Урсула взяла её душу. Нянюшка тогда перепугалась, что с Цирцеей случилось нечто ужасное, непоправимое... но сейчас-то она, Цирцея, в полном порядке, верно? И это давало ей надежду.

Пока Цирцея сидела так перед грудой книг, солнечный луч пронизал цветное окошко, ярко высветив изображение красного яблока. За минувшие годы она смотрела на этот витраж бесчисленное множество раз и отлично знала, что он означает. Она помнила обрывки той сказки... в сущности, если разобраться, ей были известны лишь фрагменты историй, сюжеты которых использовались в создании витражей по всему дому. Но именно сейчас красное яблоко приковало к себе её взгляд, отозвавшись уколом в сердце. Цирцея подумала о книге Белоснежки и о том, какие тайны она может скрывать в себе.

В этот миг до неё донеслось позвякивание дверного колокольчика – такое тихое, что она едва его услышала. Открыв дверь, она обнаружила за ней крохотного совёнка, который клевал коротким клювиком увесистый латунный колокол, чей обычно громкий звон извещал хозяев о прибытии гостей. Маленькое существо было настолько зачаровано собственным отражением в гладкой латуни, что не сразу заметило присутствие Цирцеи.

– Добро пожаловать, малыш. Сейчас я угощу тебя печеньем, – сказала Цирцея, подхватывая совёнка ладонями. Ероша серые пёрышки, совёнок благодарно заухал, когда она бережно опустила его на кухонный стол, и проворно выставил вперёд когтистую лапку поторапливая Цирцею отвязать от неё плотно скрученный маленький свиток. Птица явно была измотана до предела и едва держалась на ногах – Цирцея даже задумалась, давно ли совёнок занимается доставкой почты и с каким успехом. Она быстро отыскала в буфете жестянку с печеньем, разломила одно печеньице пополам и сунула половинку совёнку в клюв. Совёнок возмущённо пискнул, видимо коря её за скаредность.

– Ладно тебе, не жадничай! Ты же такой маленький. Вторую половину получишь, когда справишься с этой, – со смехом успокоила его Цирцея и, развернув письмо, принялась за чтение.