Малефисента. История тёмной феи

– Я... ну... конечно собираюсь, – запинаясь, проговорила Цирцея. Хотя в глубине души она уже начинала сомневаться, что это такая уж хорошая идея.

– Кажется, тебя что-то смущает.

Сейчас Цирцее казалось, что это скорее Белоснежка читает её мысли.

– У меня что, всё на лице написано?

Решив, что напоминания о детстве её совсем не так уж радуют, Белоснежка отставила синюю с золотом чашку в сторонку и выбрала вместо неё две чёрные чашки с серебряной каёмкой.

– Что ж, на твоём месте, пожалуй, я чувствовала бы примерно то же самое. Не знала бы, что выбрать. Часть меня, безусловно, горела бы желанием вернуть свою семью. А другая сомневалась бы, не будет ли безответственным напустить их на другие королевства.

Цирцея была вынуждена признать, что слова королевы справедливы.

– А ещё, конечно, если Малефисента сказала мне правду – а по-моему, так оно и есть, – я бы захотела получить ответы, которые могут знать лишь те, кто породил меня на свет.

– А тебе обязательно получить эти ответы лично от них? Ты не думаешь, что могла бы найти их в этих вот книгах? – сказала Белоснежка, подавая Цирцее чашку чая. Цирцея, обернувшись к камину, взмахом руки зажгла в нём огонь.

– Не уверена, – помолчав, ответила Цирцея. – Но есть лишь один способ это выяснить.

* * *

Пока Цирцея копалась в книгах сестёр, Белоснежка сидела на диванчике, попивая чай и неспешно размышляя о том о сём. Как ни странно, оказавшись вдали от матери, она испытывала не тоску, а облегчение. Ей было хорошо здесь, в этом доме, с её новой подругой, а особенно приятно – что она вдруг оказалась предоставлена сама себе, едва ли не впервые в жизни. С самого раннего детства Белоснежка постоянно была рядом с кем-то, кто требовал её заботы: сначала, после смерти её родной матери, это был её отец, потом, когда отец погиб, это стала её мачеха. Потом были гномы, у которых она скрывалась от мачехи, а потом и её собственные дети. Правда, забота о детях была для Белоснежки радостью и удовольствием, а вовсе не бременем. Теперь дети выросли, но есть мать, которая, похоже, постоянно нуждается в заверениях, что Белоснежка её любит. Конечно, мать постоянно защищает и оберегает её, и даже зачаровала страну так, чтобы её дочь всегда чувствовала себя счастливой. Но сейчас, отдалившись от неё ненадолго, Белоснежка вдруг осознала, что это скорее она заботится о матери, успокаивая её и поднимая ей настроение. И даже помогая старой королеве притушить чувство собственной вины за всё, что она натворила, когда была моложе. Всё это отнимало немало сил.

Цирцея слышала мысли, возникающие в голове Белоснежки, и чувствовала, что они не чужды и ей. Пожалуй, она могла представить себе, чем обернётся пробуждение её сестёр – если, конечно, ей удастся победить заклятие. Вся вина, вся тоска, которую она ощущала, чувствуя свою причастность к тому, что сестрички оказались в стране снов, тяжким грузом падёт ей на голову. Иногда Цирцея забывала, как сильно сердилась на сестёр из-за всех ужасных вещей, которые они творили. И ещё забывала, что её гнев был весьма оправдан. Ей не хотелось делиться этими мыслями с Белоснежкой – казалось, они уже и так вполне понимают друг друга. Но теперь она всерьёз задумалась, не будет ли их новоиспечённая дружба разрушена, если однажды сёстры проснутся. Сестрички явно не питали к Белоснежке никакой симпатии, и Цирцея не могла понять почему. Порой ей казалось, что сёстры любят или ненавидят кого-нибудь без всяких причин, в силу случайного каприза. Вероятно, так получилось и с Белоснежкой. Ведь когда они впервые узнали о ней, она была ещё совсем ребёнком. «Возможно, мне удастся найти ответы на эти вопросы в их дневниках. И может быть, после всех этих лет я наконец пойму своих сестёр и узнаю, кто они есть на самом деле».

Довольно долго она листала колдовские книги впустую, но вдруг её взгляд зацепился за одну фразу, вторую... Цирцея побледнела. Кровь так стремительно отхлынула от её лица, что казалось, она сейчас грохнется в обморок.

– Ох, Белоснежка! Кажется, я нашла! Я нашла то, о чём говорила Малефисента. Это колдовство!

– В чём дело? – встревожилась Белоснежка, бросаясь к ней. – Что с тобой? Ну-ка, садись скорее. Успокойся. Сейчас я принесу водички. На тебе совсем лица нет.

Цирцею всю трясло:

– Теперь я поняла. Всё встало на свои места. Всё-всё... Все мерзости, которые здесь творились. И мания моих сестёр. И моя сила. Всё...

– И о чём же там говорится? – Распахнув глаза, Белоснежка не отводила взгляда от Цирцеи. Она всерьёз за неё испугалась. Но прежде чем Цирцея успела ответить, вокруг что-то оглушительно загрохотало.

Белоснежка кинулась к окну и обнаружила, что домик ведьм оторвался от прибрежного утёса и поднимается сквозь облака прямо в небо.

– Цирцея, что происходит?! Это твоих рук дело?!

Но Цирцея была испуганна и растерянна ничуть не меньше Белоснежки: