Маленькие истории. Сборник рассказов разных лет (СИ)

Уходя в лес даже ненадолго, вождь всегда брал с собой топор. Очень хороший, выкованный ему в подарок на свадьбу кузнецом, приходившимся невесте родным дядей, он никогда не подводил охотника. А тот в благодарность не позволял даже пятнышку ржавчины осесть на железе, держал лезвие острым и уже трижды менял топорище, когда то от жаркой работы начинало изнашиваться. Был заветный топор с мужчиной и теперь. Но он - для ближней схватки, когда доходит дело до когтей и зубов, когда все решает сила и злоба, не умение. Для первого удара у него было припасено другое оружие.

Вождь знал, что не одолеет медведя. Слишком велико было чудовище. Будь у него рогатина - и то едва ли. И всё-таки он поднял свое охотничье копье, готовясь встретить зверя. Если боги пожелают, он успеет еще и топором достать страшилище. А там уж - будь что будет... Только б сынишка сумел уйти. А он... Что ж, всякое бывало, конечно. И радости, и горести. Сколько дров наломал, понимаешь только потом, когда поздно что-то исправлять. И всё же жизнь прожита не совсем зря, наверное. По крайней мере, голодать его людям не приходилось уже много лет подряд. Да и поганые болота, пожалуй, отступили от леса не без его помощи.

Тут в лицо охотнику словно гнилью дохнуло: надолго ли отступили? Не их ли посланец мчится, разевая пасть, на обидчика своих хозяев? А потом мужчина и вовсе похолодел: медведь заворачивал влево. Он собирался сперва нагнать ребенка, а уже затем разобраться со взрослым! Едва осознав это, вождь с криком метнул копье.

Зверь, явившийся с дальних просторов болот, неведомой силой порожденный, был немыслимо скор. Двух, много трех прыжков хватило бы ему, чтобы обойти ощетинившегося острым жалом человечка. И всё-таки копье поймало его в воздухе, ударив в бок. Охотник был силен, рука его тверда, а потому стальное острие пробило и мохнатую шкуру, и толстенный слой сала под ней. Нанести удар сильнее было выше человеческих сил. Зверь дико заревел, опрокидываясь на левый бок, но тут же вскакивая на лапы. Копейное древко хрустнуло, как щепка в зубах колосса и разломилось, оставив свою меньшую часть в теле медведя. Подняв лобастую голову, тот поглядел на ранившего его мужчину. Намерения убийцы изменились. Сначала он разорвет надоедливого самца, а уж потом настигнет детеныша. Тому не уйти далеко. Коротко рявкнув, зверь бросился по пологому склону вверх, к такой близкой добыче.

В эти мгновения мужчина успел рассмотреть людоеда. Не был тот ни дряхлым, растерявшим зубы стариком, ни отощавшим и слабым подранком. Не слетали с пасти клочья пены, как бывает с бешеными. В маленьких глазках зверя горело желание убивать и только, а сам он был крепок, сыт и невероятно могуч. И не было рядом своры собак, способных бросаться на гиганта со всех сторон, повисая пиявками и отвлекая от острого железа в руках охотников. Не было и самих охотников с тяжёлыми копьями, способными выдержать натиск лесного хозяина. Вождь бился против лютой смерти совсем один и была эта схватка безнадёжна. Не спасет от стальных когтей добротная росомашья шуба, не укроют от клыков обереги на груди. И все-таки он еще жив, а значит...

Сверкнул топор, метя встающему на дыбы медведю в шею, но тот прикрылся лапой. Ожившей горой вознесся он над охотником. Весь мир, казалось, заполонил запах тины и смрада из громадной пасти. Еще один раз успел мужчина ударить чудище топором, попав почти туда же, где уже сидело копейное жало, а потом вцепился в лохматую тушу обеими руками. Конечно, никаких рук не хватило бы, чтобы обнять медведя как следует. А уж какие силы нужны, чтобы переломить такому гиганту хребет - и представить себе нельзя. Мужчина и не рассчитывал. Чудо уже то, что избежал он покамест когтей и зубов исчадия болот. Задыхаясь от вони, слыша над головой рев ярости - человечек опять сумел ужалить! - охотник надеялся только на то, что сын успеет удрать как можно дальше, пока медведь возится с ним. Прощай, Созин, малыш...

Все это длилось одно или два удара разгоряченного сердца. Человек и медведь замерли на вершине покатого пригорка, будто обнявшиеся после долгой разлуки старинные друзья. А затем вождя понесло спиной вперед, сбивая с ног, он и сам дёрнул обидчика, что было сил, просто лишь затем, чтобы не умирать в полной беспомощности... А потом была обжигающая боль, от которой на глазах вскипели слезы, страшный рев зверя и тяжесть наседающего чудовища на груди, переходящая в милосердное забытье.

***

- Дядя Юкко! Дядя Юкко! Скорее, идем! Да идем же!

Голос кажется знакомым, но чей он, вспомнить никак не удается. Да разве имеет это значение, ведь он уже уходит. Куда? Не вспомнить, да и какая разница. Он уходит и знает только одно: там, в конце пути, будет хорошо и спокойно. А пока есть лишь тьма. Или это свет? Не имеет значения. Ничто не имеет. Есть светотьма, есть путь туда, где будет хорошо.

- Что... что с ним, дядя Юкко?! Что с ним?!

- Тише, малыш. Не плачь. Я и сам еще не понял, что там с ним. Боги, да с какой стороны к тебе подступиться-то?!