Маленькие истории. Сборник рассказов разных лет (СИ)

Юкко шел впереди всех, поглядывая иногда через плечо на старшего брата. Он как раз возвращался домой с охоты, когда встретил бегущего не разбирая дороги и зареванного Созина. Услыхав, что родич в беде, охотник без жалости швырнул добытого изюбря на снег и бросился на подмогу. И, как видно, очень вовремя успел. Юкко также нашлось бы, о чем подумать, и все же самым главным сейчас было то, что брат, которого они с племянником насилу вытянули из-под медведя, жив. Обычно младший был боек на язык, но сейчас никак не мог сообразить, что сказать. Его переполняла тревога.

- Послушай, Лин, - сказал Юкко наконец, остановившись и крепко взяв брата за плечи. Мужчина пытался говорить весело, но губы у него прыгали. - Ты это прекращай. То молишься, то плачешь. В жрецы, что ли, готовишься? Да оно и верно, какой из тебя вождь! Под глазами синяки, ноги едва волочишь. Того и гляди - носом в снег улетишь. Смотреть противно!

Линдиар долго глядел на брата, пытаясь понять, а потом облегченно рассмеялся. Все беды показались ему вдруг посильными. Мрачные тени будущего таяли, кружась в морозном воздухе.

- Т-тебе бы так головой п-приложиться! Посмотрел бы я тогда н-на тебя!

Тут уж засмеялись все, а Черноух, ощутив наконец знакомый запах, зашелся вдруг радостным лаем и бросился вперед. Деревня была совсем близко.

Академия

Зима в Академии

Сколько помнили себя ученики Академии, Дормиус был всегда одинаков. Коричневое одеяние с глубокими карманами, куда считалось подвигом подбросить змею... Еще большим (и недостижимым для нескольких поколений школяров) подвигом было после этого избежать доброй уховертки. Ношеные штаны и сапожищи немереных размеров... Коричневые от старости и солнца руки, лицо, изрезанное глубокими бороздами морщин... Сварливый голос и такой же характер...

Сторожа Академии боялись, кажется, все, от юных учеников до длиннобородых преподавателей древнеэльфийского. Первые, в очередной раз сбитые с яблони черенком лопаты, или оттасканные за вихры, когда подбирали ключ к винному погребку, шепотом ругались на старикана и грозили согнутой спине кулаком.

Последние, вынужденные топтаться во дворе до утра, когда опоздали вернуться из соседней деревни до восьми вечера, грозились нажаловаться директору.

Дормиус же только хмыкал и раскуривал кривую трубку. Нонсенс, но эльфы не могли ничего поделать с упрямым человеком, к тому же рабом.

Тэль, как и все ее подружки, боялась и не любила Дормиуса, хоть уж она-то не питала ни страсти к чужим яблокам, ни желания упиться на дармовщину. Сторож казался ей суровым и противным. Впрочем, у девушки в ее возрасте есть дела и поважнее, чем обращать внимание на недостойных мужланов.

Тэль уже несколько дней плохо спала ночами и невнимательно слушала учителей, хотя раньше, первые месяцы в Академии, распахнувшей двери для провинциальной незнатного рода эльфийки, она внимала каждому их слову с трепетом. Все дело было в том, что письмо от Дорвина задерживалось в пути. Ей очень хотелось в это верить. Простая задержка на почте. Голуби заболели, или чиновники как всегда тянут резину. Дорвин не мог о ней забыть, Тэль каждый день с успехом убеждала саму себя в этом, а ночью все равно почти не спала и на занятиях иногда ловила себя на том, что уже почти десять минут ничего не записывает.

Она была слишком погружена в себя и не замечала многое из того, о чем судачила вся Академия. Вот и эта новость для нее стала неожиданностью:

- Дормиус болен, Тэль. Ты знаешь?

Вечно ходивший за ней хвостиком эльф-растрепа... Такой забавный в своей детской влюбленности и наверное считающий это высокими чувствами... А в последнее время не показывавшийся на глаза...

- Да... - ответила Тэль рассеянно и подумала, что надо однажды посоветовать ему пользоваться гребешком. Но тут же спохватилась. - Ой, нет, не знаю! А... кто это?

Юноша как-то странно на нее посмотрел:

- Это сторож. Ну, такой старый дядька...

- Да поняла я! - перебила его Тэль не очень вежливо и пожала плечами. - Ну и что?

- Лекарь говорит, что ему не увидеть новой весны.

- И..? - Тэль этот разговор начал надоедать, ей хотелось побыть одной и подумать - не о Дормиусе конечно. Мало ли кто там чего не увидит!

- Нет, ничего... - собеседник вновь посмотрел на нее как-то особенно и отошел от подоконника, где сидела эльфийка. Мысли Тэль несколько секунд вертелись вокруг его странного поведения, а потом снова вернулись к задержавшемуся где-то письму.

Вечером, когда Тэль после урока Высокой Поэзии устало шла в свою комнату, ей стало вдруг так нестерпимо плохо, что она не смогла больше терпеть и разревелась, как полная дура. Весь урок учитель Симонидис, увлекшись, декламировал классические вирши о любви и предательстве. Юные эльфы, жутко довольные, что им не надо по памяти читать стихи Оловянного Гримгоуна (как гоблин вообще может сочинять такое занудство?) этим воспользовались и тихонько хихикали, кидались кусочками жеванного пергамента и рисовали на партах сердечки и чертиков. Только Тэль казалось, что ее медленно засасывает какая-то черная дыра, одна из тех, что в учебнике астрономии.