Маленький сюрприз для мажора

Я занят весь вечер: считаю деньги, которые потребуются на строительство, отделку и обстановку; мониторю, сколько стоят няни и домработницы, наливаю ещё… Правда, опьянеть не удаётся, как и избавиться от желания позвонить охране и спросить, вернулась ли Арина. Но не разрешаю себе выставляться дебилом перед охранниками, плюю на все, иду в душ, а потом ложусь спать и врубаю что-то про космос — я хорошо засыпаю под научные лекции, вот и в этот раз выходит.

А утром просыпаюсь рано, но точно знаю — дочка и Арина встают ещё раньше, поэтому спешу умыться, позавтракать и спуститься на улицу, чтобы там их перехватить.

Но не успеваю. Только делаю глоток кофе, как раздаётся звонок телефона — экран высвечивает «Арина». Сердце ёкает, неконтролируемая радость заполняет до краёв. Но я хмурюсь. Специально себя одёргиваю. Нет уж, не стоит на что-то надеяться раньше времени. Принимаю вызов и подношу трубку к уху.

— Артур, помоги, — раздаётся полный боли голос Арины.

И я как есть — в одних шортах — подрываюсь с места, швыряю кружку и бегу в свою почти бывшую квартиру.

Арина

Утро вечера мудренее — очень правильная и мудрая пословица. Просыпаюсь я уже в полной уверенности, что не права и должна что-то предпринять, чтобы вернуть Артура. Мне необходимо, просто жизненно необходимо его убедить — я тоже готова ради него меняться! Готова довериться ему. Почему я раньше этого не понимала? Сегодня, например, я вообще испытываю острое желание каким-то образом сообщить Шипинскому о том, что если он хочет, то может возвращаться в свою квартиру.

Правда, с воплощением этих грандиозных планов в жизнь немного сложнее, потому что у меня нет сто процентной гарантии, что Артур хочет жить со мной. Не с Марьяной, а именно со мной как с женой. Предположения, догадки, мечты — есть, а вот уверенности — нет.

От этих сомнений язык прилипает к нёбу, и я не спешу набирать его номер. К тому же он, возможно, ещё спит — мы же рано с Марьяной встаём.

Умываемся, спускаемся вниз, дочка смотрит утренние мультики, а я готовлю завтрак и все думаю, с чего начать разговор.

Артур тоже мне не звонит, но я и не жду — понимаю, что сегодня первый шаг должна сделать я. Мне страшно, внутри все трясётся от волнения. Сделать этот самый шаг не решаюсь и тяну, тяну время.

Вот уже и завтрак проходит, пора собираться гулять, а я всё так и не беру телефон в руки. Может, после прогулки? Послушаю мудрые советы нянь, они меня воодушевят, и я перестану трястись. Точно! Уложу Маню спать и днем позвоню! Никто отвлекать не будет.

Даю себе временную отсрочку и твёрдое обещание — и дышать становится легче. Марьяша катается по гостиной на зебре — зверюшку мы оставили там, потому что места для катания больше, — а я поднимаюсь наверх, быстренько одеваюсь, беру дочкины вещи и спешу вернуться на первый этаж.

А там! Боже! Застаю настоящий трындец!

Я не знаю, как у мелкой засранки в руках оказывается кусок нового фиолетового пластилина, но она старательно пытается им украсить светлые стены гостиной Шипинского!

Кошмар! Ремонт-то у него дорогущий! Когда только дочь успела этот кусок ухватить и где прятала?

— Маня, нельзя так делать! — воплю и, спеша спасти стену, бегу по лестнице.

Дочь оборачивается на мой голос, но рука её продолжает творить «прекрасное». Вот хулиганка-то растёт! Хочу призвать оторву к ответу ещё строже, но когда до конца лестницы остаётся всего две ступеньки, подворачиваю ногу и грохаюсь на пол.

Резкая боль простреливает, кажется, все тело, и я не могу сдержать стон, пугая им Марьяну. В глазах темнеет, слезы катятся из глаз. Тихонько сквозь зубы вою. Дочь бросает свое занятие, бежит ко мне, падает на пол рядом, хватает ручонками за щеки и пытается заглянуть в глаза.

— Ав-а-а! Папа, папа! — лопочет она и кривит мордашку, собираясь поплакать вместе со мной.

А я впадаю в ещё больший шок. Она сказала «папа»! Даже ребёнок понимает, что надо просить помощи у её папы, а я все резину тяну. Видимо, это падение — урок, который мне преподносит жизнь.

Заливаюсь слезами ещё горше.

Пытаюсь подняться, успокоиться и вытереть слезы, но болит рука и нога. Сильно болят. Не могу опереться на них. Господи, хоть бы не перелом!

Марьяна не прекращает звать папу, а я сдаюсь и лезу в карман за телефоном.

— Сейчас, сейчас, доченька, позовём папу, — достаю трубку и трясущейся рукой пытаюсь разблокировать экран.

Это сложно, но другой рукой шевелить больно, а ещё начинает мутить, и сердце колотится ненормально. Скорей, мне нужен Артур скорее. Вдруг у меня болевой шок? Я слышала, что от него умирают!

Не знаю каким чудом, но с пятой попытки мне удаётся набрать Шипинского:

— Артур, помоги, — выпаливаю в трубку и ложусь обратно на пол.