Маленький сюрприз для мажора

— Знаешь, что, Арина? Я очень стараюсь, чтобы вам было хорошо. Чтобы никто вас не тревожил. Но что бы я ни сделал — тебе все плохо. Тебя раздражает абсолютно всё. Но я хотя бы попробовал ради тебя измениться и изменился, но ты этого все равно не видишь. А ты… Ты слышишь только себя и думаешь только о себе, — выдаёт он гневно, и я ёжусь от его слов. — Даже сейчас что ты говоришь? Я хочу взять Марьяну и убежать! Этого ты хочешь! А о дочери ты не думаешь. Обо мне не думаешь. О моих стариках, которые ей сегодня душу отдали — тоже. Я не предполагал, что ты такая. А теперь…теперь я даже не знаю, как нам быть дальше.

Он просто открывает дверь и уходит. Не говорит куда и когда вернётся. А у меня льются из глаз слезы, и я уже жалею о том, что Артуру наговорила. Зачем я ляпнула про сбежать и спрятаться? Боже, я все испортила!

Глава 25

Вот бы сейчас порыдать, все обдумать, обругать себя и оправдать потом, пока навожу порядок. Но откуда такая роскошь? Марьяна замечает, что папа тоже ушёл, а мама в слезах, и устраивает такой рёв, что если бы не звукоизоляция, сбежался бы весь дом. Она у меня крайне редко так горько плачет, но если уж собралась, то делает это с душой, поэтому я пугаюсь и вмиг забываю о своих бедах. Падаю на колени, прижимаю дочку к себе, целую щёчки и глажу:

— Ну что ты, Булочка? Все хорошо. А вот мы сейчас гулять с тобой пойдём. Поедем на коляске валяться в шариках. Поедем же, да?

— Неть, — всхлипывает Маня, но начинает успокаиваться.

Нырять в цветные шарики она любит, поэтому я собираюсь отвести дочь в торговый центр — там такие есть. Ну а я в это время спокойно подумаю.

А вот идти на площадку не хочется — боюсь, что няни меня осудят за глупое поведение, а мне нужна поддержка, а не осуждение. Осудить я себя и сама могу.

Мы поднимаемся наверх, чтобы переодеться на выход — вечером возвращаться в одних сарафанах будет прохладно, — но тут на меня нападает просто непреодолимое желание пообщаться с Никитой. Уж кто-кто, а он всегда на моей стороне, при этом не фанат Шипа и сам мажор. А ещё я за своими проблемами даже не спросила у друга, как прошёл его разговор с родителями. Одеваю Маню и решительно набираю Ника, пока переодеваюсь сама.

— Привет, — он берет трубку быстро, — сам думал тебе набрать. Ты прям мои мысли читаешь.

— Привет, Ник. Соскучилась ужасно. Ты как?

— Сложно, сказать. Длинная история, — интригует Никита.

— Не хочешь рассказать? А я тебе свою. Встретиться бы…

— Хорошая идея. Ты дома? — тут же загорается друг, и я понимаю, что он хочет пообщаться не меньше.

— Да, но мы собираемся с Маней в детскую комнату в торговый центр.

— У вас же своя есть в доме, — удивляется Ник.

— Не хочу туда. Боюсь встретить знакомых по детской площадке. Но мы на часик-полтора.

— Да я туда подъеду, хочешь? Я в Москве.

— Да. Очень хочу! Буду ждать!

Настроение после разговора немного поднимается, и я всю дорогу про себя репетирую, как именно донесу до Ника произошедшее, чтобы он меня понял. Мне это необходимо! Потому что сама себя я, похоже, не понимаю. Я уже на сто процентов уверена, что люблю Шипинского и никто другой мне не нужен. Люблю таким, какой он есть. Но зачем-то упорно пытаюсь ему что-то доказать и прогнуть.

Зачем? Что со мной? Неужели это все страхи и комплексы? Может, мне нужно к психологу? Тогда тем более нужен совет Ника, где такого специалиста взять.

Детский развлекательный комплекс занимает чуть ли не половину четвёртого этажа центра. Чего там только нет! И даже для такой малышни, как Маня: сухой бассейн с горками, батуты и паровозик с каруселями — дочке надо все и сразу. Поэтому первые минут пятнадцать Марьяна пытается объять необъятное, и мы мечемся между аттракционами. А потом мне удаётся убедить мелочь, что поиграть мы успеем везде, и Марьяна ныряет в шарики.

Как раз в этот момент и является Никита. Он обнимает меня и целует в щеку, а я целую его в ответ. Я очень ему рада и даже не представляла, насколько соскучилась.

— Пойдём присядем, — тяну друга на скамью для родителей, которые обязаны за своими карапузами присматривать сами.

— Мне кажется, Булочка подросла за эти дни, — говорит Ник, с улыбкой глядя на копошащуюся Маню.

— Вполне возможно. Говорят, дети быстро растут и меняются. Но это все ерунда. Рассказывай давай, что там у тебя с родителями.

Друг вздыхает, трёт переносицу и сознаётся:

— Засада. Нашей с тобой сделке они, ожидаемо, не обрадовались, — вопреки смыслу сказанного, голос Ника звучит беззаботно, будто он не расстроен. — Долго ругались, дед угрожал, а вчера вот вынес приговор…

— Суровый? Никит, может, мне съездить к ним? Тоже попробовать объяснить?

— Нет, не суровый, а дебильный, Арин. Дед сказал, цитирую: «Раз ты у нас такой умный и деловой, сообразил, как заработать денег на доверчивых родственниках, теперь будь добр поработать и на них тем же самым местом. Я нашёл тебе жену, которая очень выгодна бизнесу. Свадьба в ближайшее время».

— Обалдеть! А ты что? — спрашиваю, хотя в ответе Никиты не сомневаюсь.