Ночью, накануне парада, Родион Яковлевич спал беспокойно, несколько раз просыпался, метался, изредка стонал во сне. Раиса Яковлевна давала ему лекарства, призванные утихомирить боль, а утром осторожно спросила:
— Может, не поедешь?
— Это исключено, — последовал тихий, но непреклонный ответ. — Не беспокойся, всё будет в порядке...
...Над Красной площадью прозвучали фанфары: «Слушайте все!», и маршал Малиновский начал свою речь. Он произнёс её, как произносил всегда: спокойно, внушительно и уверенно. Когда он закончил говорить, раздалась властная команда:
— Парад, смирно! К торжественному маршу, побатальонно, первый батальон прямо, остальные направо, шагом ма-а-а-рш!»
Грянул сводный оркестр, и вся огромная масса воинов, будто сцементированная воедино, величественным строем двинулась вперёд, соблюдая «ювелирное» равнение. Этот военный, ни с чем не сравнимый по красоте, парад предстал перед всей страной и перед всем миром как символ военной мощи державы, надёжной защиты её независимости, доблести и славы.
Родион Яковлевич Малиновский стоял на трибуне, на правом её крыле, первый в шеренге военачальников, и, приложив к папахе вытянутую ладонь с плотно стиснутыми пальцами, любовался красотой и мощью проходивших мимо трибуны шеренг, любовался с таким пристальным и трогательным вниманием, будто принимал парад первый раз в своей жизни. Мимо трибуны проходили пышущие здоровьем и молодостью люди в военной форме, которые были ему по-своему родными и без которых он не мыслил своей жизни. Это маршировала живая биография вооружённых сил страны и, значит, и его, Малиновского, биография. Можно было закрыть глаза и мысленно представить себе ноябрь 1941 года, военный парад в заснеженной, осаждённой Москве, с него бойцы и офицеры уходили на фронт, точнее, не на фронт, а в историю: для многих из них тот парад был последним парадом в жизни. И можно было вспомнить другой парад — парад июня 1945 года — апофеоз Победы и торжества победителей.
Малиновский подумал, что за годы, прошедшие с октября 1917 года, здесь, на этой легендарной площади, прошло много военных парадов. Их принимали разные министры обороны, в разное время и именовавшиеся по-разному — председателями Реввоенсовета, наркомами, министрами: Фрунзе и Ворошилов, Тимошенко и Булганин, Василевский и Жуков... Одни выезжали из ворот Спасской башни Кремля на красавцах конях, другие — на красавцах автомобилях. Главное не менялось — каждый парад пробуждал в сердцах людей гордость за свою Родину и за её непобедимую армию.
Почти десять лет подряд военные парады принимал он, Малиновский. И вот сейчас ещё один — тридцать восьмой по счёту...
Гремели оркестры, гулко печатали шаг колонны, светились гордостью и достоинством лица солдат и офицеров, развевались на ветру боевые знамёна. Казалось, что вся Красная площадь — это одно монолитное целое, главная суть которого — сила, счастье, радость и торжество.
И только Раиса Яковлевна и Наташа воспринимали этот праздник со слезами, мучимые дурными предчувствиями. Они пытались отогнать их от себя, но невесёлые мысли возвращались к ним вновь и вновь.
...Маршал Советского Союза Родион Яковлевич Малиновский, стоя на трибуне, ощутил в себе радостное волнение от честно выполненного долга. Парад, прошедший, как всегда, блестяще, завершался. Провожая глазами последнюю шеренгу сводного оркестра, министр обороны с горечью и неизбывной тоской подумал, что этот парад, наверное, последний парад в его жизни.
20
В ноябре 1966 года Малиновский был помещён в госпиталь: Родион Яковлевич полагал, что ему, как человеку военному, следует лечиться именно там. Однако здоровье его резко ухудшилось, и в феврале следующего года, по настоятельной просьбе Раисы Яковлевны, он согласился перейти в Центральную Клиническую больницу, сокращённо — ЦКБ, в просторечии «кремлёвку». Эта больница за многие годы видела в своих стенах, а точнее, в своих палатах многих людей, широко известных не только в СССР, но и во всём мире. Теперь она встретила и Малиновского.
Раиса Яковлевна сопровождала мужа при переезде и получила разрешение находиться при нём столько, сколько сочтёт необходимым.
— Ты, Родичка, считай, что я опять с тобой рядом на командном пункте, как бывало на фронте.
— Помню, родная. Только какой же это командный пункт? Здесь врачи командуют, а я как подопытный кролик... Давай сразу договоримся. Здесь меня многие будут пытаться навещать, утешать и воодушевлять. Не хочу ничего такого. Хочу, чтобы рядом была ты да ещё Наташенька, — когда будет свободна от университета, пусть приходит. Больше никого.