Насколько я знаю, он никогда не наказывал Наташу (а Раиса Яковлевна держала дочь в большой строгости). Когда Наташа в девятнадцать лет тяжело заболела и врачи не могли разобраться в диагнозе и предполагали то тиф, то менингит, все десять дней, пока держалась высокая температура, на Родиона Яковлевича было страшно смотреть. Оказалось, это была корь, только очень тяжёлая во взрослом возрасте.
Из воспоминаний генерал-лейтенанта Мальчевского:
Уже после войны мне не раз приходилось присутствовать на разборах учений, проводимых Р.Я. Малиновским. Эти занятия для многих и многих стали своего рода академией, где помимо практических задач рассматривались сложнейшие вопросы теории оперативного искусства и тактики ведения боя в совершенно новых, современных условиях.
Из воспоминаний Н.С. Хрущёва
[19]:Взамен Жукова на пост министра обороны я предложил Малиновского. Я полагал, что Малиновский как военный организатор не уступает Жукову, а даже превосходит его. Конечно, он не пользовался такой известностью и авторитетом, не был так напорист и самоуверен. Напротив, он обладал выдержкой, способностью спокойно и глубоко обдумать решение. В этом было его преимущество. Я был уверен, что, назначая Малиновского, действую в интересах страны. Я и сейчас так считаю — мне не пришлось сожалеть о принятом решении.
Из воспоминаний офицера для особых поручений Р. Малиновского полковника А.И. Мишина:
Бывая в отдалённых гарнизонах, Родион Яковлевич обязательно заходил в казармы и в дома, где жили офицеры, интересовался, как налажено снабжение, беседовал с семьями военных. С его пребывания в гарнизоне Кушка вообще началась новая эпоха. Малиновский — единственный из министров обороны, который посетил и Кушку, и Курилы, и Северный флот. А на Дальнем Востоке вообще не осталось ни одного, даже самого отдалённого пункта, до которого он бы не добрался.
К письмам, приходившим на его имя, он относился чрезвычайно внимательно. Требовал, чтобы, проверяя факты, мы укладывались в короткие сроки, и говорил: «Нельзя отвечать людям: «Письмо направлено для рассмотрения туда-то». Это издевательство, а не ответ. Отвечать следует делом».
Из воспоминаний генерала армии Н.Г. Лященко:
Министр обороны придавал первостепенное значение систематической подготовке командиров всех степеней, штабов. Вспоминаю приезд Родиона Яковлевича в Ташкент в 1962 г. Он собрал оперативную группу штаба округа во главе с командующим в зале заседаний военного совета и вручил каждому из нас «вводную», которую предложил решить за определённое время, надо было подготовить и соответствующие документы. Офицеры перешёптывались:
— Сел министр на своего конька.
А мне-то было хорошо известно, что Малиновский учил нас тому, что он сам осваивал не в тепличных условиях, а под огнём врага, когда «вводные» задавала война, оставляя на обдумывание решения считанные минуты. И от того, верным или не верным было решение, зависело — победить или погибнуть.
Из воспоминаний генерал-полковника М.И. Повалия:
Р.Я. Малиновский не терпел пустословия. Он требовал, чтобы мысль или решение было сформулировано логично и чётко: «Документ должен быть написан коротко, чётко и внятно — так, чтобы понял даже тот, кто понимать не хочет».
Из воспоминаний генерал-майора М.И. Петрова:
Маршал не терпел угодничества, не любил грубости, многословия и суетливости. Иногда замечал: «Много шуму из ничего», или «Мелкую речку издалека слышно», или «Корявое колесо громко скрипит». Ценил взвешенность суждений, вдумчивость. А как-то, не помню, к сожалению, по какому поводу, он сказал: «Нужно быть требовательным, обязательно нужно, но тот, от кого вы требуете, должен чувствовать, что его уважают, — без этого невозможно общение. Приказ не может быть выполнен только под страхом наказания — в таком случае он будет плохо выполнен. Приказ должен быть понят и осознан как долг, как необходимость. Нужно, чтоб возник внутренний импульс к исполнению приказа».
Из воспоминаний Валентины Разумовой-Бирюзовой:
Мне особенно помнится день 1 мая 1960 г. Мой отец, Сергей Семёнович Бирюзов, был тогда Главкомом ПВО — отвечал за небо нашей страны. Я видела, что последнее время папа очень нервничал, хотя и пытался скрывать своё настроение. Оказывается, как мы узнали позже, были случаи нарушения наших воздушных границ американскими самолётами-разведчиками на высоте 19 000 метров, а у наших перехватчиков потолок был 16 000 метров.