Драгомир просил воздействовать на немцев, чтобы — незамедлительно! — отводить армии. Сантанеску в ответ беспомощно мямлил, что он не знал о сложившейся катастрофической обстановке и что тотчас же направляется к королю. Будет убеждать его, чтобы он или отправил Антонеску в отставку, или же немедленно подписал перемирие.
— И вот, — усмехнулся Захаров, — только что румынское радио оповестило: отныне Сантанеску — глава румынского правительства. Вот как шельмецы делают карьеру!
— Не без нашей помощи, — пошутил Малиновский. — Ладно, вы лучше скажите, Матвей Васильевич, какой сейчас темп наступления у Кравченко?
— Танкисты дают по сорок-пятьдесят километров и более. Кравченко выбил противника из многих населённых пунктов, а 27-я армия закрепила их за собой. Сейчас Кравченко вышел на шоссе Текучи—Фокшаны. Теперь немчуре и румынам дороги на юг заказаны.
— Скорее бы наши танкисты заняли Хуши, — Малиновский озабоченно вздохнул. — Тогда противнику будут заказаны пути и на юго-запад.
Танкисты Кравченко словно угадали желание своего командующего: вскоре они ворвались в город Хуши.
И снова, теперь уже 24 августа, на всю страну раздался голос диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана, который зачитал новый приказ Верховного Главнокомандующего:
На следующий день штаб фронта перебрался поближе к наступающим войскам. Тимошенко и Малиновский ехали в машине по местам недавних боёв. Родион Яковлевич указал маршалу на застывший возле дороги подбитый немецкий танк:
— Видите, Семён Константинович, надпись на танке? Интересная надпись, можно сказать, автограф: «Подбил наводчик комсомолец Колесов Михаил».
— Побольше бы таких автографов, — весело прокомментировал Тимошенко.
— За этим дело не станет, — уверенно сказал Малиновский. — Теперь наших орлов не остановить!
Навстречу им по дороге неторопливо двигалась огромная колонна пленных. Сопровождали её всего три автоматчика. Малиновский велел остановить машину рядом с одним из них — коренастым крепышом с двумя орденами Славы на гимнастёрке.
— А не маловато ли конвоиров для такой оравы, товарищ младший сержант? — спросил он.
Младший сержант посмотрел на командующего с нескрываемым удивлением и бодро ответил:
— Нас мало, товарищ генерал армии, да мы, как говорят, в тельняшках! Не разбегутся! Да и куда им теперь бежать? Сто километров не пробежишь. А в Карпатах все дороги наша кавалерия перекрыла.
— Ну, — рассмеялся Малиновский, — рассуждаете вы, младший сержант, вполне логично.
— Вот только обидно мне, товарищ генерал армии...
— А что такое?
— Да вот ведь незадача. Я тут прикинул: пока я с этими паразитами до места назначения дотащусь, так рота моя уже чёрт знает где окажется! А я воевать в своей роте хочу. Она скоро до Бухареста дойдёт, а мне тут возись с этими.
— Ничего, младший сержант, — вступил в разговор Тимошенко, — догонишь свою роту, и награды от тебя не уйдут.
— Я не за награды воюю, товарищ маршал, — возмутился тот. — Я не хочу пропустить штурм Бухареста!
— Не пропустишь. А пока что гляди в оба за своими подопечными.
— Есть смотреть в оба, товарищ маршал! — во всю глотку рявкнул младший сержант, несказанно гордый тем, что ему так повезло: довелось поговорить и с маршалом, и с командующим. Будет что рассказать фронтовым друзьям, лишь бы поверили! А то скажут: ну заливает Серёга Кудрявцев!..
Едва Тимошенко и Малиновский расположились на новом командном пункте, как Захаров принёс очередную новость: 23 августа в 23 часа 30 минут румынский король Михай объявил по радио о создании нового правительства во главе с генералом Сантанеску. Он заявил также, что Румыния прекращает военные действия и новое правительство должно заключить мир со странами антигитлеровской коалиции. Тем самым Румыния принимает условия перемирия, предложенные Советским правительством ещё 12 апреля 1944 года.
— Гитлер приказал арестовать короля Михая, — добавил Захаров, — а в Румынии передать власть правительству, которое бы сотрудничало с немцами.
— Что же, путь на Румынию теперь открыт, — заметил Тимошенко.
— Так-то оно так, только немцы своих позиций в Румынии за здорово живёшь не отдадут, — возразил Малиновский.