Малыши в подарок

А просыпаюсь от боли в спине и грохота от собственного падения. Моргаю, соображаю, что произошло. Но единственное, что мне приходит на ум, — что я таки загремела с кровати.

Дети продолжают спать, словно ничего не произошло. Зато в комнату залетает взъерошенный Захар.

Щурится от света ночника, оценивает взглядом обстановку и останавливает на мне взгляд.

Выдавливаю улыбку и пытаюсь встать с пола. Волков хмурится.

– Нет, это какой-то капец. Завтра едем за кроватями детям. Иначе ты себя с пола не соскребёшь.

– Я просто забыла подушки между нами положить.

Захар закатывает глаза и громко рычит. Шикаю на него. Если Ева с Егором не проснулись от моего падения, нет гарантий, что они не соскочат от его рыка.

– Не спорь, женщина. Я сказал, за кроватью едем.

Хочется в этот момент козырнуть ему, но держусь. А то совсем зазнается.

Захар преодолевает расстояние между нами и протягивает руку. Смотрю на его ладонь и принимаю помощь.

Дергает на себя, а я не удерживаю равновесие и врезаюсь в его грудь.

Он резко выдыхает.

– Извини, – шепчу, еле шевеля пересохшими губами.

В свете ночника его глаза кажутся двумя провалами, и от этого вдохнуть нормально не могу. Затягивает меня в эти омуты.

Дыхание Захара вырывается резкими толчками.

– Юлька-пулька, вот что за фигня? – как-то обреченно выдыхает.

– Извини, что разбудила своим грохотом.

– Заткнись, а…

Хлопаю глазами. Поднимаю лицо, чтобы высказать ему, что я думаю о его манерах, но не успеваю и звука произнести.

Захар зарывается в мои волосы и притягивает к себе. А в следующий миг впивается в губы, посылая по всему телу волну жара.

Щетина царапает щеки, но от этого все нервные окончания только оживают. В груди случается переворот. Сердце как будто совершает кувырок.

Из меня вырывается всхлип, а Волков сильнее стискивает меня в руках. Дышать не могу, но мне плевать. Я, наоборот, стараюсь срастись с ним. Стать единым целым. Сама не выдерживаю и обвиваю его шею. Сжимаю в кулаке футболку. Хочется сорвать её.

А память так услужливо подкидывает мне картинки нашей единственной ночи. Горячие губы спускаются по шее, вызывая трепет и дрожь. Вокруг все исчезает.

– Хочу тебя, – выдыхает мне в шею и утыкается лбом в мою ключицу, – но это же все похерит.

Эти слова отрезвляют. Вырывают из забытья. И Захар будто чувствует перемены во мне, отступает. Болезненно морщится.

– Завтра. Кровать, – будто сам себе говорит и выходит из комнаты, оставляя меня наедине с мыслями.

Оттягиваю воротник пижамы, чтобы глотнуть воздуха.

Что это было, блин?

* * *

Под подушкой настойчиво жужжит будильник, но я никак не могу заставить себя разлепить глаза. А все потому, что много думала о Захаре, и о поцелуе. И о том, что мне, оказывается, не все равно на его прикосновения и ласки.

Да я сама не против его пожамкать и позажимать. И уснула я под утро почти из-за этих всех фантазий своих нездоровых.

Резко открываю глаза и жмурюсь. Как будто песка сыпанули. Перекатываюсь на край кровати и сползаю как гусеничка на пол. Проверяю одни глазом, спят ли малыши.

Жаль, что каша сама себя не приготовит и у меня нет выбора, кроме как встать. Плетусь в ванную. Может, холодная вода улучшит мое самочувствие. Потому что сейчас хочется плюхнуться на кровать и, завернувшись в одеялко, притвориться шаурмой.

Умывание не сильно исправляет ситуацию, и приходится на ощупь пробираться в кухню. В щелочки, которые удалось сделать из глаз, мало что видно, но мебель я благополучно обхожу.

А вот через секунду врезаюсь во что-то… теплое. И большое. И это большое охает, подхватывая меня за талию.

– Доброе утро, – большое фыркает и говорит голосом Захара, – не думал, что ты с утра такой совенок.

Издевается, гад.

– Кто придумал эти ваши утры? – бурчу под нос и пытаюсь открыть глаза.

– Да, какой-то нехороший человек, – ржет Волков.

Почему он такой довольный после пробуждения? Поднимаю на него недовольный взгляд.

– А ты что такой счастливый утром? Не желаешь приготовить вместо меня кашу детям?

Захар резко затыкается и смотрит на меня как на пришельца.

– Что такое, папочка? – невинно хлопаю глазками.

Захар коварно улыбается. Наклоняется к уху, и у меня на коже моментально появляются мурашки.

– Покажешь как?

– А Гугл не поможет? – заламываю бровь.

– Зачем мне Гугл, если у меня в руках мать моих детей?

Протягиваю руку и замечаю, что Захар передо мной по пояс обнаженный. Сглатываю тут же ставшую вязкой слюну.

– По рукам, – проталкиваю сквозь ком в горле.

А я уже и забыла, какое у него притягательное тело.

– Вперед, – Захар разворачивает меня к плите и дает по попе.

– Эй, – дергаюсь.

– Для ускорения, Юлька-пулька. А то ты ещё спишь, походу.

Показываю ему язык. Он встает за спиной, прижимая меня бедрами к столешнице.

– Не боишься, что засосу?

Округляю глаза. Смотрю перед собой. Пальцы впиваются в поверхность столешницы, а я, кажется, забываю, что надо бы дышать. И неплохо бы дышать полной грудью!

– К-кого? – заикаюсь и слышу смешок.

– Язык, а ты о чем подумала?

Хочется зарычать, но я приказываю себе не показывать своих эмоций. Непонятно, в какую игру решил поиграть Захар, и меня это немного смущает.